— Что, черт возьми, ты делаешь? — спрашивает она.

— Здесь нет камер?

Она поворачивает лицо вверх, стиснув зубы, — Думаешь, это означает, что ты можешь просто схватить меня?

— Спроси меня, чего я хочу, принцесса, — повторяю я, сильнее прижимая к себе.

— Я сказала тебе перестать называть меня так.

— Я перестану называть тебя так, когда буду внутри тебя, — провожу пальцем вниз по ее декольте. Ее грудь вздымается, когда Катя резко вдыхает, — Разве ты не хочешь знать.

— Разве я не хочу знать, что, придурок?

— Разве ты не хочешь знать, чего я хочу?

— Чего ты хочешь, Громов?

Я перебрасываю тонкую бретельку ее белого платья через плечо. Мне хочется сорвать его целиком, но я воздерживаюсь, — Я хочу услышать, как ты скажешь, что что мне сделать с тобой, — я наклоняюсь ближе и провожу кончиком языка по ее шее ниже мочки уха. Когда я касаюсь зубами ее кожи, она подпрыгивает.

— Нет, — протестует она, прикрывая шею рукой.

— Если ты не скажешь, чего ты хочешь, то я скажу, что с тобой сделаю, —делаю паузу на мгновение, и она скрещивает руки на груди, —Я собираюсь трахнуть тебя прямо здесь.

— Ты так думаешь? – и удивленно поднимает бровь.

— Я знаю.

— И что?

Я натягиваю края платья на ее бедра, скользя руками по ее фигуристой попке. Она издает тихий стон, когда сжимаю ее и мои пальцы впиваются в бархатную кожу, — Тогда я отведу тебя на кухню и уложу на стол, а потом твой отец будет ужинать за этим столом сегодня вечером.

— Громов! — Катя подносит руку ко рту, словно чем-то удивлена. Или смущена. Но мы с ней оба знаем, что скованность девственницы это всего лишь шоу.

Она отталкивает меня и идет по коридору. Я не останавливаю Катю, пока она не проходит мимо кабинета отца. Затем я прижимаю ее к дверному косяку, точно так же, как сегодня утром у входа в ее спальню.

— Кабинет папы? – спрашиваю я, — Это заманчиво.

— Ни за что, — протестует испуганно Катя.

— Я ещё не закончил.

— Закончил с чем?

— Я еще не закончил рассказывать тебе, что собираюсь с тобой сделать, принцесса, — я тянусь под ее платье и касаюсь трусиков, заставляя ее замолчать. Но когда я погружаю пальцы в ее мокрую дырочку, она стонет, — Я собираюсь сделать эту тугую, сладкую маленькую киску своей.

— Что? — её веки полуприкрыты, глаза закатываются, когда я глажу ее внутри, — Я …не…твоя..

— Она моя, — я не знаю, почему это говорю, или какого хрена я так настаиваю на этом. Я просто знаю. Может быть, я хочу разозлить ее. Я никогда раньше не хотел ни на кого претендовать.

Она хватает меня за запястье, заставляя остановиться, — Я не твоя собственность,— говорит с ноткой злости, — Уясни, пожалуйста, для себя. У тебя могут быть пальцы внутри меня, но я не являюсь твоей.

— Громкие слова, принцесса, — усмехаюсь, вводя и вынимая пальцы из нее, — Жаль, что они не соответствуют действительности. Это не обсуждается. Это факт. Эта киска моя. Ты моя.

— Почему ты не можешь просто заткнуться? — спрашивает она с придыханием, — Почему ты должен быть таким. . . язвой?

Я высвобождаю из нее пальцы, и Катя смотрит на меня с открытым ртом, — Продолжай смотреть на меня, — положив руку ей на спину, я веду ее в кабинет и закрываю дверь.

Я стягиваю рубашку через голову и бросаю ее на пол, — Я дам тебе кое-что, чтобы твой рот не закрылся.

— Перестань раздеваться. Мы в кабинете моего отца. Это… — почти пищит Катя.

— Скандал? Слишком непослушный для хорошей девочки? – спрашиваю я.

Ее взгляд задерживается на моей груди, — Я не знала, что у тебя такой большой словарный запас, Громов. Я думала скорее об отвратительном и грязном.