— Холодно, — Мира расстёгивает пуговицу на моей рубашке, и я ощущаю холод её пальцев. — Можно руку погреть.

— Да, прости, сейчас затоплю печь. — Прекращаю пытку, ссаживаю Миру с коленей и поднимаюсь. Но её рука застревает в разрезе моей рубашки, и мы снова оказываемся преступно близко.

Приоткрытые губы Миры так и просят поцелуев. Жду, пока она освободится и, подхватив её за талию, усаживаю на крышку пианино. Подол платья съезжает наверх. Бесстыдно вклиниваюсь между её бёдер и блаженно прижимаюсь к сокровенному местечку, пусть и через несколько проклятых слоёв одежды. Но для жара наших тел она уже не преграда. Руками забираясь выше кромки чулок, трусь носом о нос Миры.

— Он не помешает? — голос её дрожит.

— Нет, — нахожу губами пухлые губы и вмиг хмелею.

Одной рукой удерживаю малышку за затылок, второй с остервенением дёргаю вниз молнию на платье. С упоением скольжу ладонью по тёплой коже. Не помню, когда последний раз целовался в губы. Не позволял такого девицам, находя всякий раз какой-нибудь отмаз. Небеса, я точно пью волшебный нектар: кровь весенними ручьями разливается по телу, проникая в мельчайшие капилляры, ток несётся по нервам, и отдаётся покалыванием в пальцах. Не могу сосредоточиться на ощущениях малышки, и не в силах разобраться в своих.

Мира выдёргивает мою рубашку из брюк. От прикосновения нежных пальцев рычу и уже не целую, а, причмокивая, ем мою вкусную девочку. Сердце стучит в ушах барабанным боем.

Усилием воли отрываюсь от истерзанных губ и, оттолкнувшись руками от пианино, падаю на стул. Смотрю на Миру, как жрец на богиню любви. Она, придерживая одной рукой платье на плечах, сползает с пианино и одёргивает подол. То прячет глаза, то быстро стреляет ими в меня. Пошатываясь, идёт к креслу, обтянутому зелёным бархатом.

Моё возбуждение уже граничит с безумием. Шепчу ей вслед:

— Ну как, Мир?

Она забирается в кресло с ногами и, стянув с подлокотника плед, укутывается.

— Что как? — отвечает слабым голосом.

— Сейчас понравилось?

— С первого раза не распробовала, — хитро улыбается Мира.

— Пф-ф! — закатываю глаза и подъезжаю на табурете к пианино. Сотрясаю дом музыкой великого Рахманинова. Что-то ещё помню. Выплеснув эмоции, хлопаю крышкой и поднимаюсь. Мира завороженно наблюдает за мной, прижав руки к груди.

— Сейчас, лапа моя, согрею, — подбираю миролюбивый тон. — Печку затопим, а хочешь — и баньку.

— Мне понравилось, — тихо говорит она.

— Это Рахманинов…

— Я про поцелуй, — Мира взглядом стягивает с меня одежду.

Нет, эта девочка далеко не лань. Утешает, что хотя бы млекопитающее.

— Старался, — кланяюсь, приложив руку к груди.

— Ещё хочу, — шепчет Мира.

— Всё будет, солнце!

Комната тесная, кресло не обойти стороной. Не могу больше! Падаю возле него на колени. Похоже печь затопить сегодня не судьба. Ныряю с головой под плед и щекочу коротко стриженными волосами ноги Миры.

— Что ты делаешь? — хохочет она и пытается отпихнуть меня.

То, что сто лет никому не делал. Смех Миры сменяется сладкими стонами. Выбираюсь из-под пледа и быстро скрываюсь в ванной.

Возвращаюсь и застаю Миру в том же кресле. Только теперь она смотрит на меня испуганно. Не думал, что так можно заставить женщину надолго замолчать. Пусть немного придёт в себя и продолжим.

— Ты вкусная, — улыбаюсь Мире и, взяв спички с полочки в виде кошки, сажусь на корточки у печи. — Подсуетись пока, что там у нас на ужин кроме сухого?

[1] Презерватив среднего размера по принятой в СССР классификации.

10. Глава 10

Никита

Подбегаем с Максом к клубу, едва не попав под колёса роскошной белой тачки. Из неё вываливает дама в длинном красном плаще и такого же цвета сапогах на шпильках. С такой фигурой толкательницы ядра, в программе «Здоровье» она вполне могла бы изображать молекулу гемоглобина.