Де-Риньи было тогда сорок семь лет, из которых он прослужил во французском флоте более трех десятков лет. Все наполеоновские войны он пробыл в чинах не слишком больших лейтенантским, а капитанам стал уже после реставрации Бурбонов. Особых подвигов за де-Реньи на числилось, но все признавали его как опытного моряка и осторожного начальника. Контрадмиралом де-Реньи стал всего полтора года назад, когда в Тулоне была сформирована "летучая эскадра", для действий в греческих водах. Как и подавляющее большинство французов, де-Реньи англичан не терпел, два десятилетия непрерывных войн не прошли для него даром, а потому относился к новым союзникам с недоверием и подозрением, видя подвох в каждом действии или не осторожном слове. Но прошлое прошлым, а теперь обоим адмиралам предстояло действовать сообща.

Граф Мари Анри Готье Даниэль де Риньи

Договорившись о согласованности в действиях, вице-адмирал Кодрингтон и контр-адмирал де-Риньи направились прямо к Наварину, где находился Ибрагим-паша. 84-пушечная "Азия" Кодрингтона и 60-пушечная "Сирена" де-Риньи вызывающе бросили якоря в самой глубине бухты. Орудийные порты на обоих судах были открыты. Турки тоже выкатили свои пушки, да разожгли печи для накаливания ядер. Тагир-паша (командующий турецкий) и Могарем-паша (командующий египетский) спешно выстраивали свои суда в боевую линию.

Письмом адмиралы известили турецкого главнокомандующего о своем главном требовании – немедленно прекратить всякое кровопролитие в Элладе. Ибрагим послание отложил в сторону, а союзных флагманов пригласил к себе на переговоры.

В парадной зале Наваринского дворца душно и жарко. Сам турецкий паша возлежал среди вороха подушек, рядом в креслах адмиралы. Белозубые нубийцы метались с огромными подносами: щербет, фрукты, плов. Ибрагим безучастно посасывал янтарный мудштук. То ли дремал, то ли внимательно слушал. Переговоры были в самом разгаре.

Кодрингтон с де-Риньи горячо убеждали пашу воздержаться от войны, Ибрагим лишь наклонял свой огромный тюрбан, увенчанный алмазным пером:

– Якши! Якши!

За переводчика турецкий драгоман. Кодринтон из осторожности своего оставил на корабле. После долгих уговоров паша все же согласился заключить перемирие с греками на суше и на море.

– Ваш флот и сухопутные войска должны оставаться в бездействии в Наварине пока не будет получено подтверждений вашим действиям из Стамбула! – требовал командующий британской эскадрой.

Ибрагим вновь качнул в знак согласия тюрбаном. Затем щелкнул пальцами. Подбежавший драгоман, заглядывая в глаза своему владыке, перевел слова паши:

– Я согласен на все ваши требования, но в свою очередь требую, чтобы ваши корабли пропустили в бухту эскадру славного Ахмет-паши, что идет сейчас сюда от берегов Египта! Что касается моих действий, то я лишь верный воин своего султана и выполняю все его повеления! Сейчас мне велено продолжать наведение порядка в Мореи и завершить это взятием острова Идра, и я исполню это, чего бы это мне не стоило!

– Но ведь вмешательство союзных держав меняет раскладку сил и как знать, что сейчас думает по этому поводу султан? – мягко заметил Кодрингтон.

– Так как Порта не предвидела вашего насилия, я немедленно отправлю гонцов в Константинополь и Каир и даю слово, что до их возвращения мой флот не покинет Наварина в течении ближайших двадцати двух дней!

Адмиралы переглянулись, позицию собеседника они поняли вполне. Шепотом Кодрингтон с де-Риньи совещались. Французский командующий внезапно уперся, не столько по делу, сколько чтобы уязвить англичанина. Когда Кодрингтон изъявил желание, чтобы Ибрагим-паша скрепил условия перемирия своей подписью и печатью на бумаге, де-Риньи сразу же высказался против: