– У меня семеро по лавкам! Куды я их на рупь с полтиной подниму! Им што, подыхать!
Одни, терзаясь совестью, брали на прокорм. Вторые, не терзаясь, на пропой. Трети, совесть свою совсем потеряв, на обзаведение. В последнем преуспевал среди иных, люд портовый, чиновный. Никого не удивляло, что госпитальный смотритель, сошка мелкая, но нужная, не таясь, возвел в центре Кронштадта каменный особняк. Рядом с ним вперегонки возводили хоромы из ворованного корабельного леса мастера-корабельщики.
У офицеров корабельных в цене были перегоны Архангельские, когда «посуху» в город Архангельский за новопостроенным кораблем едут, а затем его вокруг Скандинавии на Балтику под парусами гонят. Выгода в тех перегонах была большая. Прибывшие на верфи Соломбальские, перво- наперво скупали у простодушных поморов пудами старые медные еще екатерининские пятаки, затем уж при стоянке в Копенгагене продавали ту медь с выгодой и, тут же на деньги вырученные, закупали контрабандный ром, который с еще большей выгодой перепродавали затем свои сослуживцам в Кронштадте и Ревеле. К прискорбию, но подобных приработков многие не то, что не стеснялись, а наоборот почитали за молодечество!
Бывало, придет новопостроенный транспорт в Кронштадт, а на нем ни якорей, ни парусов.
– При шторме-то и смыло за борт! – вздыхает капитан, глаза пряча.
– Так штормов у нас, почитай, какой месяц и не было! – начнет допытываться какой-нибудь умник из начальства.
– Что-то, вы, Савелий Палыч, как вчерась родились! – изумляется на то капитан. – Да продал я стаксель с верп-якорем купцу голландскому. Цену сторговал хорошую и вам доля немалая!
– Ладно, Никитич, – смягчался сразу начальник, – затылок в раздумьях почесывая. – Чего-то и впрямь шторма зачастили!
Сам Александр Первый в минуту откровения как-то пожаловался ближним:
– Вокруг одни воры и проходимцы! Они бы с радостью украли у меня последние линейные корабли, если бы знали только куда их можно спрятать! Разумеется, что и при самом жутком развале оставались честные и неподкупные. Но, ой, как им было тяжело! А потому ждали они нового царства, что манны небесной в трепетном ожидании возможных перемен.
Конец царствования Александра ознаменовался рядом кругосветных плаваний, организованных, не благодаря, а скорее вопреки императору на голом энтузиазме и порыве наших моряков.
Два отряда кораблей были посланы в ледовые океаны: один на север искать морской путь с востока на запад, второй на юг искать загадочную "Терра Инкогнита".
Подвиг шлюпов "Восток" и "Мирный" известен каждому. Беллинсгаузен с Лазаревым открыли не только множество островов, но и целый, дотоле неведомый материк – Антарктиду. Начальнику северной дивизии капитану 2 ранга Васильеву не повезло. Его шлюпы не смогли пробиться через Берингов пролив далеко на Север и отступили. И хотя вины Васильева в том не было никакой, Петербург встретил его убийственной эпиграммой:
Во все времена публике были нужны лишь победители, а не побежденные. К моменту воцарения Николая Первого Андреевский флаг развевался уже по всем земным океанам: у берегов русской Америки нес службу шлюп "Предприятие" Отто Коцебу, в Индийских водах плыл транспорт "Кроткий", в южной Атлантике штормовал шлюп "Моллер" капитана Станюковича, а в Кронштадте готовился к кругосветному вояжу транспорт "Сенявин".
Михаил Петрович Лазарев
В первые же дни своего восшествия Николай Первый дал флотским понять, что возложенные на него надежды не беспочвенны. Новый император начал возрождение морской мощи с того, что вернул из отставки героя Калиакрии, Афона и Дарданелл, кумира флотской молодежи вице-адмирала Дмитрия Сенявина. Старику тут же был дан чин полного адмирала и звание генерал- адъютанта. Затем, как при каждом новом воцарении водилось, образовал император комиссию по "воссозданию флота". Из руководства морского Николай разогнал безжалостно немощных и никчемных.