Что, мать его, делает этот самоубийца?! Собирается оставить меня одну в темноте рядом со своим мертвым телом?!
Эта мысль и подходящий к концу неожиданно короткий приступ придали мне сил. Я извивалась, ерзала, пыталась оттолкнуться от раскладушки пятками. Но куда там. Обе мои руки - то ли случайно, то ли намеренно - оказались прижаты к телу, и высвободить их мне не удалось.
Темный был тяжелым. Большим и, мать его, очень тяжёлым! Борьба с ним настолько заняла меня, что я не сразу поняла, что кашля больше нет. Как нет и жжения в лёгких, боли и слабости.
Зато есть кое-что другое. Горячий язык, скользящий по губам и мужское тело, которое, как оказалось, не только тяжёлое, но и твердое. В некоторых, хорошо ощутимых местах.
Я замерла. Слишком ошарашенная, чтобы хоть как-то отреагировать. И темный воспринял мою заминку как поощрительный сигнал. Его язык стал ещё более наглым и обжигающим. Всего минуту назад мое тело дрожало от перенесенного приступа, мертвый воздух нави забирался под комбинезон, выстужая влажную от пота спину. Руки были холодными, ноги окоченели.
И на этом фоне поцелуй просто обжигал. Как иначе объяснить то, что мои губы горели? Так сильно, что я инстинктивно попыталась их облизать. И как только мой язык коснулся мужского, что-то произошло. Электрический разряд ударил по оголенным нервам. Пробежал по телу с такой силой, что я выгнулась, потрясённо ахнув в его рот. Лава разлилась по крови, согревая, воспламеняя, накаляя.
Разум погас. Предохранители самосохранения сгорели разом. Я просто оказалась не готова! Слишком много огня для одной замёрзшей и ослабленной меня. Слишком много тепла, чтобы я могла отказаться. И его одуряющий запах. Он словно обрёл вкус и теперь я ощущала его даже во рту - немного пряной горечи, нотки сладкой патоки, еле уловимый привкус дыма.
Мне было нечем дышать, и я дышала этим мужчиной. Его опаляющей страстью - заразительной, сладкой и жизненно необходимой. Отвечала на поцелуй также жадно и горячо, как и он. Прикусывала, ласкала, льнула.
Хорошо, что на нас обоих было слишком много одежды, которую невозможно снять, не оторвавшись друг от друга. Наш поцелуй был очень долгим. Таким долгим, что весь следующий день мои губы покалывало, словно они действительно были обожжены. Но он не мог продолжаться вечно, и с глотком холодного воздуха ко мне вернулся рассудок.
- Пусти, - тихо попросила я. Высший уже расстегнул мою куртку, распахнул ее и почти добрался до карабинов комбинезона. Но замер, стоило мне заговорить.
Я не видела его лица. Чтобы видеть, человеческому глазу необходим хоть самый крошечный источник света, а в пещерах нави царила тьма. И она пробиралась в мое сердце, выдавливая горькие слезы из глаз.
- Я сделал тебе больно? - напряжённо спросил высший, скатившись с меня. Кажется, он сел прямо на песок.
Отчаянно замотала головой. Нет таких слов, чтобы объяснить мое состояние.
- Это все приступ, - произнесла глухо. - Сейчас пройдет.
- Что пройдет, Фея? - неожиданно зло спросил мужчина.
- Слабость, - помедлив, откликнулась я.
- Слабость? - насмешливо хмыкнул он. - Это теперь так называется?
- А как я должна это называть? - стиснула зубы, сразу начиная заводиться от его пренебрежительного тона.
- Своими словами, Фея. Своими словами. Страсть, влечение, желание. Выбирай любое. И не прикрывайся слабостью. Не будь трусихой, тебе не идёт.
- Вот как? - я села. - Можно подумать, это я набросилась на тебя! Да даже если бы так. Я - свободная девушка, а вот у тебя вроде как невеста!
Темный промолчал. И это молчание было таким мрачным и холодным, что я поежилась.