Молодой мужчина поднял голову и присмотрелся, насколько позволяли капли, стекавшие по стеклам очков. Перед ним стояла дородная девица в простом ситцевом платье и с косынкой на голове. Зеленые глаза из-под косынки недовольно сверкали, губы были плотно сжаты, а острый подбородок выпячен вперёд.

- Простите? – Филипп моргнул пару раз, потом снял очки, нашарил в нагрудном кармане чудом спасшийся от воды платок и протер стекла. Водрузил очки обратно на нос и вновь посмотрел на девицу.

- Малохольный, что ли? – Грозно глянула она на него. – Я тебя три раза окликнула, прежде чем окатить. Тут яма видишь? Ты в нее шёл, - она указала пальцем в то место, где резко обрывался тротуар. И обрывался он натуральным оврагом.

- О, - опешил мужчина. На самом деле он был весьма раздосадован всем произошедшим. У него такое бывало, когда он задумывался над чем-нибудь особо сложным. Он мог просто не замечать ничего вокруг. – Простите, - повторил он.

- Как есть, малохольный, - вынесла вердикт девица и отвернулась, упихивая отжатое полотенце в большой таз.

- Простите, - вдруг спохватился Филипп, - а двенадцатый дом…?

- Там, - мотнула головой девица в сторону крепкого барака и, подняв таз, направилась в сторону ветхого дома с резными наличниками.

- Спасибо, - Филипп сделал несколько шагов в сторону барака и остановился, обернувшись.

Девица ловко пихнула бедром калитку и поставила таз на крыльцо. Вытерев руки о небольшой передничек, заткнутый за пояс, она принялась развешивать бельё на веревку. Молодой мужчина отчего-то вздохнул, перевел взгляд на колонку, рядом с которой сейчас стоял, вновь вздохнул и пошагал к указанному бараку.

Студента он нашёл быстро. Точнее, его мать. Та, сильно путаясь в словах объяснила, что сын сейчас в больнице со сложным переломом ноги. Обещали на днях выписать. На лекции он будет ходить на костылях, а пока, если бы хоть кто-то ему дал списать эти самые лекции….

Филипп записал адрес больницы и, поблагодарив женщину за информацию, вышел на улицу. Вновь глянул в сторону ветхого домика и увидел, что та крепкая девица уже закончила возиться с бельем и теперь снова направлялась к колонке. Он зачем-то тоже направился туда. И не остановился даже тогда, когда увидел, что девушка просто моет ноги, перед тем как сунуть их в туфли.

- Простите, - окликнул он ее, когда она уже собралась уходить.

Она резко обернулась.

- А, малохольный. Чего тебе? – Уперла она руки в бока.

Сын интеллигентных родителей на секунду растерялся. Затем он склонил голову на бок и спросил.

- А как вас зовут? – Именно так, без лишних реверансов. Он уже понял, что с этой девушкой надо попроще.

- Вот это тебе триста лет не надо, - хмыкнула она и ушла в свой домишко.

Рядом звякнуло ведро. Шмелёв нехотя отвел глаза от ветхого строения и с удивлением обнаружил рядом с собой сухонькую пожилую женщину.

- Ты за Гриппкой что ли решил ухлёстывать? – Прищурилась она. Филипп нахмурился, не понимая, про что говорит эта женщина. – Агриппина ее зовут. Сирота она. Круглая. – Молодой профессор вскинул брови. Женщина покачала головой и принялась качать рычаг колонки, набирая воду. – Отец у ней с фронта пришел израненный весь. Только девку народили, как он помер. Мать три годка только после него прожила. Сгорела, как свечка, быстро. Гриппку тогда тетка взяла, - женщина оказалась не в меру болтливой, поэтому Филипп молча слушал и не перебивал. – Тетка три года назад тоже померла. Вот девка одна и осталась. Двадцать четыре года уже. Перестарок. С парнями не гуляет, замуж ни за кого не идёт.