Что она задумала? Что? Стало по‑настоящему страшно. В словах Гженки уже слышалась не только злость, плескались ненависть, ярость и что‑то похожее на безумие. Она развернулась ко мне спиной, что‑то схватила, приблизилась, и я хотела закричать. Но из горла вырвался только хрип. Спекшиеся от крови губы не слушались. Ног я давно не чувствовала. И только связанные наверху руки больно резала веревка. И тело ломило от недавних ударов. Хотя к последним Бариса меня приучила. Такое можно стерпеть, к такому можно привыкнуть, но никогда нельзя принять.

Гженка в руке держала раскаленный железный прут, какими клеймили животных. Уж где она его взяла — не знаю. У Барисы с Санором его точно не было.

— Ну, с чего начнем, сирота приблудная? — как‑то совсем спокойно спросила она. — С этого? — ногой пнула в колени. — Или с этого? — теперь удар пришелся в низ живота. — А может, с этого местечка? — захохотала она, разрывая у меня на груди рубашку.

Как ее остановить? Что сказать? Что сделать? Нельзя же умереть сейчас, когда все начало налаживаться. Или наоборот, я приняла за март февраль?

— О! Не отвечаешь! Знаешь, пожалуй, я начну с твоего лба! А потом мы будем с тобой долго разговаривать и спускаться ниже. Ну или недолго. Пока мне не надоест или ты не станешь умирать, — ухмыльнулась она, поднося раскаленный добела прут к моим глазам. — И даже можешь кричать! Доставь мне такое удовольствие.

Я окаменела. Не знаю, где найти силы, чтобы сейчас выстоять. Не знаю, каким богам нужно молиться. Они помогли мне лишь раз — когда столкнули в зимнем лесу с темным магом. Эжен принес в мое нерадостное существование хотя бы немного света. Жизнь брата. Вкусный ужин. Теплую постель. Надежду.

Гженка перехватила прут поудобнее, а я заставила себя стиснуть зубы. Помощи ждать неоткуда. Никто нас тут не найдет. Никому и в голову не придет искать. Жар огня и каленого железа стал еще ближе. Но достигнуть своей цели не смог. Клеймо задрожало, накалилось до красноты, которая поползла от кончика к началу. Дочь Барисы оторопело смотрела на происходящее, а потом закричала. Я не сразу поняла отчего. Только когда Гженка попыталась откинуть раскаленный прут, прожигающий ей руку, поняла, что происходит. И на этом силы меня покинули.

Что было дальше, помню смутно и урывками. То ли бред, то ли сон, то ли явь. Не разобраться. Холод, ползущий уже не снаружи, а внутри и заполняющий собой все живое во мне. Отсутствие запахов. Приглушенные звуки. А быть может, всего лишь так душа начинает свой путь за гранью?

Чей‑то рык. Размытый силуэт. Темнота. Кажется, вокруг меня кружилось множество встревоженных голосов, но кому они принадлежат — было не разобрать. Чьи‑то ладони растирают мое тело. Болезненно. Но тепла я не чувствую. Наполненная до краев ванна, от которой поднимается пар. И снова нет ощущения того, что я живая.

И опять то ли рык, то ли стон. Ругательства. И слова, обращенные ко мне. Я их слышу, но понять смысла не могу. Совсем. Словно отгорожена стеной из толстого непроницаемого зелено‑синего льда. Перед глазами то и дело всплывает раскаленный прут. И там, в своем полусне, я понимаю, что на самом деле его рядом со мной уже давно нет. И ответить бы на чей‑то голос, но горло сдавливает спазм, а перед глазами по‑прежнему темнота. И в ней скрывается все то, чего я так боюсь. И не хочется шевелиться. Не хочется думать. Не хочется даже дышать.

А потом случилось неожиданное. Меня окутал огонь. Был ли он настоящим или же воображаемым, я не знаю. Но лоскуты пламени гладили кожу, жар забивался в нос и рот, и по венам потек, словно сладкий мед, нагретый на солнце, золотистый огонь. По крайней мере, ощущения были именно такими.