– А чего тогда так рано? – делаю большой глоток обжигающего кофе и только после этого заглядываю в пакет. Булочки! Еще теплые! Хотя я сейчас съел бы целого буйвола, зажаренного целого буйвола.

– Знала, что ты не поедешь домой и будешь стойко нести службу здесь. Кто-то же должен был о тебе позаботиться, – ухмыляется Юля, устраиваясь в моем кресле и закидывая ноги в туфлях на длинной тонкой шпильке на стол, но тут же опускает их под моим недовольным взглядом.

Не люблю, когда обо мне заботятся. Я предпочитаю делать это сам, как и все предыдущие… тридцать с плюсом лет. Не хочу быть кому-то за это обязанным. И просто потому, что не умею и не хочу заботиться в ответ.

– Ладно, расслабься, Климов, – примирительно поднимает Юля руки в верх. – Это просто кофе. Я ни на что не покушаюсь. Как дела?

– Нормально, – допиваю кофе, но к булочкам не притрагиваюсь. – Выживем.

– Я даже не сомневалась.

Грациозно поднявшись из кресла, Юля проходит к дверям, но там оглядывается и, бросив взгляд на так и не тронутый пакет с булочками, произносит:

– Какой ты все-таки Климов… сложный.

– За КОФЕ спасибо.

– Пффф, – фыркает она, перешагивая порог.

На случай таких внеплановых ночевок в офисе в моем шкафу имеется пара костюмов, рубашек и даже зубная щетка. Правда, пока придется походить со щетиной. Но это терпимо.

Напротив офиса небольшая кофейня. Она еще закрыта, но меня там знают. И за щедрые чаевые всегда рады накормить. После завтрака возвращаюсь в кабинет. В девять совещание. Медленно, но верно проблема решается. Это обнадеживает. Осталось немного. Почта по-прежнему не работает. Приходится писать клиентам с айфона. Не очень удобно, но лучше так, чем терять деньги. Набираю письмо и в самой его середине звонит телефон. Тот же номер! Черт, я совсем забыл про ночное смс. Ладно, надо ответит. Человек очень настойчив, наверное, что-то надо.

– Да, – отвечаю недовольно. В конце концов, он прервал мою мысль и заставил отвлечься от важных дел.

– Марк Александрович Климов? – слышу женский голос.

– Слушаю, – настораживаюсь, пытаясь вспомнить, не слышал ли его раньше.

– Здравствуйте! Меня зовут Наталья. Я… Я подруга Вашей сестры.

– Сестры? – переспрашиваю я. Какой-то развод. У меня нет… Есть. Но я понятия не имею, где она и что с ней. И даже иметь не хочу. Мы совершенно чужие друг другу люди.

– Да, Виктории.

– И что? – раздражаюсь я. Зачем мне что-то знать про нее? Я ничего не хочу о ней знать.

– Вика… умерла.

Умерла… Я слышу это слово, но ничего в связи с ним не чувствую. Умерла. Мне даже неинтересно, почему и как.

– Сочувствую, – произношу дежурную фразу.

На том конце тишина. Женщина, наверное, в замешательстве. Не ожидала такой равнодушной реакции, но мне все равно. Хочется поскорее закончить этот бессмысленный для меня разговор и вернуться к делам.

– У Вики осталась дочь, – произносит она.

– Дочь, – повторяю на автомате, пролистывая то, над чем работал ночью, в поисках ошибок или нестыковок.

В дверь заглядывает Антон. Машу ему, чтобы зашел.

– У нее нет никого, кроме Вас. Вика перед смертью просила связаться с Вами.

– Зачем? – я теряю нить разговора. На экране что-то не так. Не понимаю, что, а этот голос в трубке отвлекает, вызывая раздражение.

– Но Вы же… Вы же дядя… Брат Вики. И Вы единственный родственник, – Наталья растеряна.

– Да, – отвечаю задумчиво, вглядываясь в экран.

– Если Вы не заберете ее, то девочку определят в детский дом, – продолжает она.

Мне нет никакого дела до того, что будет с этой девочкой. Совершенно чужой мне девочкой. В памяти яркой картинкой некстати всплывает вчерашний сон. Вместо цепочки букв и цифр вижу лицо матери, ее глаза. Что в них? Не понимаю. Чего она от меня хочет? Зачем?