Злата

Я неслась по лесу босиком, в сползающих с меня трениках и чужой футболке. Мне было так стыдно за свой порыв. Не знаю, зачем я это сделала. Зачем спровоцировала его. Я просто… Я… Эмоции переполняли, хотелось кричать и плакать и вообще…

Стопы больно жгло от каждого шага по шишкам, листьям, веткам и камням. Лёгкие жгло от долгого бега. Утёс, который показал мне Павел сегодня утром, появился будто бы сам собой.

Боже как красиво.

В медленно опускающихся на землю сумерках вид оказался ещё более впечатляющим. Я никогда не боялась высоты, так что подошла к самому краю и спустила ноги вниз. Сидела так в тишине, наслаждаясь природой и не думая ни о чём недолгие несколько минут, прежде чем Павел нашёл меня и испугал до смерти своим криком:

— Злата! Нет!

Я вздрогнула и повернулась к нему. Он был так же красив и сексуален, как и всегда. Сильные руки, грубые черты лица, большие ладони, подтянутое тело.

— Всё в порядке! — сказала я и подняла руки в примиряющем жесте.

— Опусти руки на землю и медленно отползи от края! — инструктировал он.

Я послушно опустила ладони наземь, потому что ослушаться его приказывающего тона было нереально. Пока поворачивалась и ползла подальше от края, объясняла, что не собиралась делать никаких глупостей, просто любовалась видом.

— Почему ты убежала? — спросил он, подхватывая меня за талию вверх и подальше от края.

— Я… — пыталась избегать его взгляда, но он мягко взял мой подбородок и поднял его выше. — Я испугалась.

— Тебе не нужно ничего бояться, — ответил он.

Мне до одури хотелось повторить всё, что он со мной сделал и больше. Позволить ему вообще всё. Раствориться в страсти. Разжечь её. Сгореть в ней. Но нам нельзя. Между “хотеть делать” и “делать” очень большая разница.

— Это была ошибка, — сказал дядя, тут же остужая моё разбушевавшееся воображение.

— Ошибка?.. — спросила зачем-то я. — Двойная?

— Да, этого больше не повторится. Идём домой.

— Тот номер — не мой дом. Мой дом опустел, а потом его продали в счёт долгов. Нет у меня дома, — выдохнула я, через сжатые зубы.

— Говорят, что дом — это там, где тебя любят. Так что пошли домой.

Он потянул меня за руку. А я поражённая его словами до глубины души, последовала, не обращая внимания на боль в босых ногах. В голове всё ещё метались мысли, беспорядочные. Любит. Ошибка.

— Ты что выскочила босиком? — спросил он, когда я неаккуратно наступила на острый камешек и нервно ахнула.

Павел не дождался ответа, подхватил меня под колени и подмышки.

— Я сама!.. Сама. Отпусти! — попросила, боясь, что он сильно устанет.

— Сколько ты весишь? — насмешливо спросил он. — Совсем пушинка, теперь понятно, почему ты так мало дров успела разобрать.

Я обняла его шею и уткнулась в неё носом. От него пахло жжённым деревом, лесом и морем. Он нёс и нёс меня на руках, а я старалась не шевелиться лишний раз, чтобы ему было не так тяжело. Ошибка. Как же. Закрыла глаза, растворяясь в ощущении невесомости, в ритме его шага. А когда открыла, поняла, что мы уже на базе, но вовсе не около корпуса администрации, а снова, около его домика.

Он опустил меня в кресло на веранде и попросил подождать. На улице стало уже темно. Павел вошёл в дом, на веранде его маленького домика зажглись круглые фонарики тёплого жёлтого цвета. Он вытащил на улицу плед, тазик с тёплой водой и аптечку.

Я медленно опустила ступни в воду и зашипела от боли.

— Ну вот, завтрашняя пробежка отменяется, — сказал он, вдруг опускаясь у моих ног, и беря одну из них в руки.

— Я могу сама…

— Сиди.

Я улыбнулась и откинулась на спинку кресла.