Какие уж тут балы и светские развлечения? Разве что урывками… Зато когда оказывалась на балу да еще и без отеков ног… вот тогда и пококетничать не грех!

Хотя кокетничать тоже начала не сразу.

У Натальи Николаевны в свете быстро появилось прозвище: Поэтша. Нет, она не протестовала, понимая, что ее воспринимают в первую очередь как супругу Пушкина, в то же время поражаясь ее собственной красоте. Среди огромного количества отзывов у самых разных людей, любивших Пушкина, презиравших и даже ненавидевших его, первые слова о его супруге всегда одни – редкая красавица. А уж дальше каждый видел свое, кто-то писал о приветливости и влюбленности в мужа, а кто-то о небольшом уме.

Толстенькую крикливую Машу любили все, сравнивали с ангелочком, возились с ней, как с живой игрушкой. В том числе и Наташин дед Афанасий Николаевич.

Гончаров приехал в Петербург не ради правнучки, просто так совпало. Ему были нужны деньги – либо получить ссуду на восстановление имения, либо разрешение продать его. Ссуду не получил, продать Полотняный Завод не позволил старший внук Дмитрий. Имение было майоратным, то есть обязанным неделимым переходить к старшему из сыновей, а поскольку Николай Афанасьевич, Наташин отец, был душевно болен, то внуку. Вот внук Дмитрий Николаевич и воспротивился продаже имения, прекрасно понимая, что деньги дед так же быстро спустит на своих фавориток, как спустил и все предыдущие, и останется семья ни с чем.

Внук продавать не разрешил, дед очень расстроился. В Петербурге он крестил правнучку, подарил ей на зубок 500 рублей, но долго после этого не прожил, уже осенью того же года Афанасия Николаевича не стало… Наследникам осталось полтора миллиона (совершенно сумасшедшая сумма!) долга. Эти долги Дмитрий Николаевич выплачивал всю жизнь.

– Я на два дня в Кронштадт.

Пушкин весел и чем-то доволен.

– Зачем, Саша?

– Наденьку Соллогуб провожу до корабля, прощусь. Уезжает на лето за границу.

У Натальи Николаевны даже дыхание перехватило, она вспомнила:

Какое уж тут спокойствие? Надежда Соллогуб совсем юная девушка, безусловно, хороша, умна и Пушкину нравилась, несмотря на разницу в шестнадцать лет. Значит, права Идалия Полетика, когда твердит, что Пушкин вовсю волочится за Соллогуб, что старается бывать там, где бывает она, следит глазами, вздыхает?

– Пушкин, почему ты? Разве больше некому проводить, кроме как женатому мужчине?

Он почти взвился:

– Ревнуешь? Ты свои провинциальные московские ужимки брось!

Он уехал провожать Соллогуб, Наташа осталась. Она ненавидела всех тех, за кем волочился ее муж. Неужели он не понимает, как это унизительно – наблюдать за его ухаживаниями? Конечно, оберегая себя от семейных скандалов, Пушкин старался не водить жену туда, где могли оказаться его новые пассии, но свет хоть и велик, а тесен, все равно встречались. Замечая, как притягивает взгляд супруга очередная красавица, Наташа сжималась внутри, заставляла себя веселиться, чтобы не устроить скандал где-нибудь прямо на балу, смеяться, чтобы не расплакаться, больше танцевать, чтобы не видеть своего мужа, шепчущего комплименты кому-то другому.

В свете к увлечениям поэта относились спокойно, его волокитство было привычным, а мысль о том, чтобы наставить рога первой красавице Петербурга, какой уже называлась Наталья Николаевна, и вовсе увлекала женские сердца. Пусть Пушкин твердит, что его жена Мадонна, самая красивая, самая лучшая, но жарко в ушко дышит-то он другой.