Данил поморщился, но смолчал, зато Грекор посмотрел на меня с великой благодарностью, и я понял, что этот теперь пойдет за мной, как верный солдат нашей великой миссии.

– Ладно, – сказал Зяма, – мне сегодняшний рейд понравился. Пощечина общественному вкусу получилась хлесткой. Маяковскому такая и не снилась!

Данил прорычал сладострастно:

– Надо повторить…

– Пусть Маяковский там в гробу завидует, – сказала Люська.

– Повторим, – согласился я. – Только на этот раз что-то иное. Мы же творческие люди? Вот и натворим.

– Обдумаем сперва или потом? – поинтересовался Зяма.

– Мы творческие, – повторил я с достоинством. – Сперва сперва, а потом… нет, не потом, а на месте тоже внесем коррективы, если сумеем что-то улучшить, мы же талантливые.

– В смысле, – уточнил Зяма, – ухудшить?

– Для системы, – согласился я. – А для нас это улучшить. Разве мы не борцы с этим миром, угнетающим человека и навязывающим ему запрограммированное поведение?

Они гордо заулыбались, расправляют плечи, в глазах гордость, мы не существа, подобные старшему поколению, что просто существуют, даже не понимая зачем, а мы ищем смысл и находим его в борьбе с системой.

Зяма сказал, загораясь:

– А что, если попробовать насрать на эскалаторе? В метро?

Данил, вечный бунтарь, но и вечный скептик, пробурчал:

– А как? Ты только штаны спустишь и присядешь, как тебя пнут под зад. И будешь катиться до самого низа!

– Все спешат, – поддержал Грекор. – Пнут потому, что наткнутся. А в правом ряду срать бесполезно – там все стоят, никто не сойдет с места, пока последняя ступенька эскалатора не уйдет в гребенку. А там говно растрясется… Когда лента снова выйдет наверх, уже и следа не будет.

– А если слева, – сказал неунывающий Зяма, – но вечером? Народу хоть и меньше, но есть! Нетерпеливые вообще бегут.

– На эскалаторе все смотрят под ноги, – напомнил Данил, – это не на улице, где смотрят по сторонам.

– Смотрят-то смотрят, – сказал Зяма, – но сейчас электроэнергию экономят, поручни видно хорошо, а внизу темень… Что скажешь, бугор?

Я подумал, сказал уклончиво:

– Попробовать можно. Хотя я и сомневаюсь… Лучше на тротуаре насрать. Пойдем впятером, надо взять длинные плащи, чтобы прикрыть, когда Зяма штаны снимет.

– Почему я?

– А кто лучше всех срет?

– Данил лучше! Он такие кучи валит!.. Не перепрыгнешь!

Я сказал примирительно:

– В данном случае важнее, кто быстрее, а не кто больше. Лучше, думаю, это делать Люське. Она во всем быстрая.

Люська блымнула глазищами с подозрением.

– Ты на что намекаешь?

Я сказал с подчеркнутым испугом:

– Люська, это же комплимент! Ты быстрая, как белка! Красивая белка!

– Ну ладно, – сказала Люська все еще с надутыми губами, – пока убивать не буду.

Данил кого-то слушал по телефону, кивал, не скоро откажется от этой привычки, наконец сказал:

– Что, с пирожками? Маринка, ты просто чудо! Приходи, мы тебя в жопу расцелуем!

В дверь постучали, наши было задвигали носами, принюхиваясь, Марину с пирожками всегда слышно еще с лифта, но это пришел приятель Данила Юрик, тихий парнишка, мечтающий нарастить такие же мышцы, как у Данила, застенчиво поздоровался со всеми и уединился в уголке. Обычно он во всем старается подчеркнуть независимость и бунтарскость, пьет и курит, хотя самому противно, вижу, громко ржет, рассказывает похабные анекдоты, но с нами такое не пройдет, видим как облупленного, потому сидит тихо, только слушает и попискивает.

Марина явилась как Красная Шапочка, широкая улыбка на довольном лице и плетеная корзина, накрытая чистым полотенцем, из-под которого по всей квартире поплыли умопомрачительные ароматы.