Марк высунулся, чтобы рассмотреть процесс получше, может он чего-то не расслышал. И тут его заметил Генрих.

Усач взлетел по лестнице, схватил мальчика за шкирку и сдернул вниз. Он придавил его коленом к полу, поймал перепуганный взгляд и показал инструмент с острой пикой. Настройщик кольнул им перепуганного мальчишку в шею и угрожающе зашипел:

– Ты что здесь делаешь? Почему прячешься?

Марк не мог дышать и давился слезами. Его пугали сверкающие глаза, усы, похожие на мохнатых гусениц, но больше всего страшила пика, приставленная к горлу.

Разгневанный Генрих продолжал наседать:

– Подсматриваешь, сученок! Кто тебя послал?

Подошел Густав:

– Генрих, малец перепуган, убери штиммхорн.

Пика под подбородком уколола больнее. Злобный взгляд Генриха вспыхнул и поостыл, он убрал руку. Марк смог дышать. Теперь он знал, как называется страшный инструмент настройщика с каплей крови на остром кончике. Его крови.

Густав пытался отстранить брата:

– Это ребенок, он ничего не поймет. Оставь его.

– Нас тоже детьми начали учить. Отец с нами не церемонился!

Густав помог мальчику подняться.

– Как тебя зовут?

– Марк Шуман, – пролепетал мальчик, утирая сопли.

– Сын органиста, – догадался Густав.

– Больше сюда не суйся! Голову оторву! – предупредил Генрих.

Он резко хлопнул мальчишку ладонями по ушам и вышвырнул за дверь. Оглохший Марк растянулся на полу, потрогал раненную шею, слизнул кровь с пальца и размазал по щекам слезы обиды. Возвращаться к маме мимо грозного охранника было боязно. Отвлекать отца во время подготовки к выступлению запрещалось. Мальчик пробрался за колонами по боковому нефу и спрятался на лавке в крайнем ряду.

Произошедшее в недрах орга́на его жутко напугало и заинтриговало. Неправильный звук для чего? За какие секреты злые настройщики готовы пытать и истязать случайного свидетеля?

Постепенно слух возвращался к Марку. Он переборол страх и тайком вслушивался в работу настройщиков. Процесс был долгим, что объяснялось размерами музыкального инструмента. Пять клавиатур под руками отца, плюс педальная под ногами, сотни регистров, тысячи труб. Но особое внимание настройщики уделяли трубам с низким звуком. Самыми басовитыми трубами управляла педальная клавиатура. Наконец узкие туфли отца перестали метаться по плашкам, вернулись друг к другу и замерли. Орга́н затих, настройка закончилась.

Братья Фоглер вышли в центральный неф. Марк распластался на деревяной скамье. Он не видел, но слышал, как Генрих Фоглер поднялся к отцу, раскрыл чехол из мягкой кожи и извлек переплетенную пачку листов. Зашелестела бумага, пальцы отца перебирали страницы.

Та самая нотная тетрадь, в которой настройщик делал пометки, догадался Марк. Отец изучал ноты и мысленно проигрывал незнакомую мелодию. Марк вспомнил загадочные слова – четвертая ступень Пирамиды. Какой Пирамиды? Он знал про каменные пирамиды в Египте. Это единственное из семи чудес света, сохранившееся до наших дней. Или не единственное?

Через некоторое время в соборе появились слушатели. Марк удивился – всего трое. Судя по звуку шагов один был толще и выше остальных. Зрители сели в центре зала на места с лучшей акустикой.

Заиграл орга́н. Музыкальные волны оживили пространство собора, освежили воздух, словно наполнили пустой аквариум живительной влагой. Марк разбирался в музыкальных формах. Он слушал в органном исполнении знаменитые токкаты, вальсы, сонаты, марши. На этот раз отец играл неизвестную фугу. Музыка была сложной, полифонической, энергично накатывающей и отступающей подобно морским волнам. Присутствовала общая тема, которая повторялась вновь и вновь на разных регистрах. Регулярную палитру звуков смазывал низкий тембр, которого добились настройщики. Трубы звучали иначе, чем обычно – странно и неправильно.