– Как странно! – воскликнула Нейоми. – Такого еще не случалось с тех пор, как я на ферме.

– Что ж, век живи – век учись. Теперь вот случилось.

Тон, каким это было сказано, любого мужчину удержал бы от дальнейших расспросов. Но остереженье, выраженное намеком, для женщин ничего не значит. Женщина, у которой осталось еще что спросить, всенепременно сделает это.

– Послушай, а ты не виделся утром с Джоном Джаго?

Тлеющий гнев Эмброуза вспыхнул – почему, догадаться было невозможно.

– Ты еще долго собираешься допрашивать меня? – яростно закричал он. – Что ты, как священник, проверяешь, знаю ли я катехизис! Не видел я никакого Джона Джаго! У меня дел по горло! Ну что, довольно с тебя?

Он вскочил с места и, бормоча под нос проклятья, последовал за своим братом.

Нейоми посмотрела на меня глазами, горящими от негодования.

– Что случилось, мистер Лефрэнк? Почему он разговаривает со мной в таком тоне? Как он смеет? – Она помолчала и продолжила внезапно изменившимся голосом: – Такого еще никогда не бывало. Что произошло? Уверяю вас, сэр, я ни разу не видела Эмброуза в таком состоянии. Он просто сам не свой. Скажите, а у вас какое впечатление?

Переменились не только ее интонации; она и выглядела, и держалась иначе, чем полчаса назад. Я постарался утешить Нейоми.

– Знаете, мисс Коулбрук, иногда мужчина выходит из себя по пустякам. Уж вы мне поверьте, такое и со мной случалось. Подождите, Эмброуз принесет вам свои извинения, и все пойдет по-старому.

Но мои объяснения не произвели на мою славную попутчицу никакого впечатления. Мы вернулись в дом, когда подошло время обеда. Братья появились в столовой. Их отец выговорил им за отсутствие на утренней молитве, и сделал это, по моему мнению, излишне сурово. Они, в свою очередь, восприняли укор с чрезмерным негодованием и покинули комнату. Кислая улыбка глубокого удовлетворения зазмеилась на губах мисс Мидоукрофт. Она посмотрела на брата, затем подняла взор к потолку и промолвила:

– Мы можем только молиться за них, сэр.

После обеда исчезла Нейоми. Когда я снова встретился с ней, у нее были для меня кое-какие новости.

– Я виделась с Эмброузом, – сказала она, – и он попросил прощения. Мы помирились, мистер Лефрэнк. И все-таки… все-таки…

– Что «все-таки», мисс Нейоми?

– Он не такой, как раньше. Он отказывается, но мне кажется, что он что-то скрывает.

День шел своим чередом. Наступил вечер. Я обратился к французскому роману. Но даже Дюма не помог мне забыться. О чем я думал, трудно сказать. Почему пал духом, объяснить невозможно. Мне хотелось назад, в Англию: я слепо, беспричинно невзлюбил Морвик-фарм.

Пробило девять. Мы снова собрались в столовой – все, за исключением Джона Джаго. К ужину он должен был приехать, и с четверть часа, по прямому указанию мистера Мидоукрофта, без него не начинали. Но управляющий так и не появился.

Настала ночь, а пропавшего все не было. Мисс Мидоукрофт вызвалась подождать его. Нейоми, должен сказать, поглядела на нее с некоторым злорадством, когда женщины прощались на ночь. Я удалился в свою комнату, где опять не мог сомкнуть глаз. На рассвете я снова, как в прошлый раз, вышел подышать утренним воздухом.

Спускаясь по лестнице, я столкнулся с мисс Мидоукрофт. Она поднималась в свою комнату. Ни одна прядь не выбилась из ее туго причесанных седых волос, ничто в ее внешности не указывало, что эта непроницаемая женщина провела бессонную ночь.

– Вернулся мистер Джаго? – спросил я.

Мисс Мидоукрофт, нахмурившись, медленно покачала головой.

– Все мы в руках провидения, мистер Лефрэнк. Мистера Джаго, вероятно, задержали дела, и он остался на ночь в Нарраби.