Дело в том, что то ли из-за того, что СССР пока так и не ввел сороковую армию в Афганистан, то ли по каким еще причинам, но бойкот Олимпиады здесь устроить не удалось. Ну не то чтобы совсем-совсем, но он точно не набрал того размаха, который я помнил. Нет, американцы пытались шуметь, грозить, даже слово это звучало, но вроде как СССР пока как-то получалось все это купировать. И на данный момент ни один олимпийский комитет ни одной страны так и не объявил, что ее спортсмены не приедут на Олимпиаду в Москву. Хотя индивидуальные отказы случились. Но их было немного. И были они по большей части не от топовых спортсменов, а от всякой шушеры из второго эшелона, пытающейся хоть так попиариться и обратить на себя внимание возможных спонсоров. Все же топовые спортсмены подтвердили участие… Так что «мировой спортивный праздник» в Москве на этот раз должен был пройти с куда большим размахом, чем в той истории, которую здесь помнил только я. И поучаствовать в ней реально было бы интересно. Вот только у меня на время Олимпиады были совершенно иные планы. Но, увы, все они вот только что пошли по боку. Зарубежное издание есть зарубежное издание. Особенно в это время.

– Ладно, – вздохнул я, – согласен. – Но тут же предупредил: – Только на особенно высокий результат не рассчитывайте. У меня колено до сих пор не восстановилось. Я же вон даже в Забеге Победы в этом году не участвовал…

– Ну вот и отлично! – «Прилизанный», который на этот раз разговаривал со мной в одиночестве, радостно потер руки: – Тогда у меня вот какое предложение…

– Э-э, нет, погодите! – вскинулся я. – У меня будет несколько условий.

«Прилизанный» напрягся.

– Да не волнуйтесь, – я махнул рукой. – Не страшных. Во-первых, я хочу, чтобы мы с Аленкой пробежали на эстафете олимпийского огня. И чтобы нам на память остался факел. А также… – а как вы хотели? Нечего приучать этих ребят к тому, что они могут получить от меня что-то, не напрягаясь взамен…

Участок эстафеты мы с Аленкой пробежали в Подольске, семнадцатого июля, после чего я прямым ходом отправился в Олимпийскую деревню, которая представляла из себя комплекс стандартных шестнадцатиэтажек на юго-западе Москвы. Нога у меня к тому моменту практически прошла. То есть она меня вот совсем никак не беспокоила. Ну да, в молодости все обычно заживает как на собаке, а вот как оно будет ближе к старости, я сказать не мог. В прошлой жизни артрит у меня расцвел пышным цветом уже к тридцати пяти. Скорее всего, это были последствия регулярно переносимых на ногах простуд и гриппа. Увы, в ротном звене лишних людей нет, и любой заболевший и выпавший из графика дежурств и караулов означал пропорциональное повышение нагрузки на всех остальных. А нас и так выходными совсем не баловали. Если в месяц выпадала хотя бы парочка таковых – можно было сказать, что месяц удался. Так что все болезни мы чаще всего переносили на ногах. Я даже как-то с температурой тридцать восемь умудрился начальником караула сходить. Вот мне потом это все и аукнулось…

Парни, с которыми меня заселили, были все сплошь и рядом знакомы друг с другом. Ну да, на одних и тех же соревнованиях уже столько лет пересекаются… Я же знал только человек шесть-семь, с которыми так или иначе контактировал на Спартакиаде. Да и то не очень близко.

Отношение ко мне было странное. С одной стороны, все были достаточно дружелюбны, а с другой – нет-нет да и проскальзывало в глазах у парней недоумение. Мол, а этот-то как сюда попал? Но вслух никто ничего не говорил.