– У-у-уже и-и-иду.

Он быстро убегает, словно увидел самого Дьявола.

Хотя так оно и есть.

Я  опираюсь о стойку администратора и не понимаю,  как он здесь оказался.

– Что ты тут делаешь? – начинает сходу. Впивается в меня пронзительным и горящим взглядом. Подходит ближе, останавливаясь прямо напротив меня. Да он меня сейчас одним своим вниманием превратит в порошок. – И в чем ты?

Осматривает мой голубой комбинезон.

– Работаю, – говорю честно. А что скрывать? Я не стыжусь, что работаю уборщицей. – Надо же на что-то жить.

– А у меня денег взять? – выплёвывает. Грозно так, сердито. И явно бесится, что я работать пошла, а не к нему побежала. – Слабо?

– Не слабо, – выпаливаю, хотя он прав. Я бы не пошла. Он и так мне уже многое сделал. У Камы теперь столько вещей, что я устала их переглаживать. Что уж там говорить, если я сама заливаюсь слюной на те наряды? – Просто хочу жить нормальной жизнью.

– Работая уборщицей? – выгибает бровь.

– Ну и что? – снова его не понимаю. – Моя жизнь, Хаджиев. Кем хочу, тем и работаю. Ты мне уже достаточно помог. За что, кстати, спасибо.

Выпаливаю это, и неловко становится.

Когда мы так говорили в последний раз?

Вижу плотно сжатые губы.

Стоит, смотрит на меня неодобрительно. Глаза широко раскрыты. Но не от удивления, а от ярости.

Любовница, моющая полы.

Мне кажется, его эго сейчас задето до глубины души.

Тишина затягивается, и я решаю её слегка разбавить.

– Нет, правда, спасибо за всё. И за одежду, и за технику, и за кроватку… Каме очень понравилась карусель.

Он хмурится, и я сразу понимаю, что он даже не в курсе про неё. Не он же покупал, а его помощницы.

Машу рукой.

– А, ничего. В общем. Ты хоть, как и всегда, всё сделал по-своему, спасибо.

– Хватит, – вдруг прерывает. – Это всё ради дочери.

Что?...

– Твоей дочери.

Я-то дура подумала, что он тогда прислушался ко мне, но нет…

– И ей нужна мать дома. А не здесь. Сегодня же ты уволишься.

– Почему? Я хочу работать.

– Работай. В интернете. Но не здесь.

– Почему? – спрашиваю в который раз. Пытаюсь его понять!

– Потому что, Милана, ты видела, сколько здесь мужиков?

Чего? И это вся причина?

– Да тебя пол-офиса с головы до ног осматривает. И в один день какой-то дегенерат подкараулит тебя где-то, или прижмёт в подсобке. И ничего ты не докажешь. Даже судью не подкупишь с твоей зарплатой.

–  Ты думаешь о плохом, – скрещиваю руки на груди в защитном жесте. – Все нормально. Тем более, мне идти до дома десять минут.

– Ты увольняешься, – цедит сквозь зубы. Да он даже не слышит меня! Заладил, и всё!

– Ты не мой муж, чтобы указывать мне, – парирую. – А я не твоя жена, чтобы ты распоряжался моей жизнью.

– Ты – моя любовница! – повышает голос. Вижу, как он хмурится, тяжело дышит и сжимает кулаки.

Замечаю толпу зевак, топаю обозлённо ногой.

– Я не уволюсь, – проговариваю. – И если ты уволишь меня сам, я…

Задумываюсь, потому что мне даже сказать нечего!

Теряюсь, поджимаю губы и сама начинаю пыхтеть от ярости, как паровоз.

– Милана!

Слышу спасительный голос и разворачиваюсь, хватая свою швабру. И убегаю.

Самир

С подозрением смотрю на огромные глаза, которые, не отрываясь, сверлят во мне дыру.

– Ты знала, что мамка твоя плохая? – прищуриваюсь. Камилла голову наклоняет и выдаёт многосложное:

– Ам?

– Не знала? – выгибаю бровь и на спинку стула откидываюсь. – Ну, вот, теперь знаешь.

– Э, босс…

Поворачиваюсь, посылая грозный взгляд на подчиненного. Совсем наглый. Не видит, что я веду диалог?

– Она вас, кажется, не понимает, – переминается на месте и бледнеет.

Если ссыт, чего рот вообще открывает?