Мона вновь почувствовала головокружение и слабость. Стащив рукавицу, она зажала ее зубами и сомкнула губы, всасывая мерзлый снег. Звуки исчезли на несколько мгновений, к щекам прилил жар, а спину обдало холодком.

Она зашла довольно далеко. Это была чужая земля, к тому же – самое глухое место, как говаривала старая Хельга. Медвежий лог... Здесь нечистая сила чувствовала себя полноправной хозяйкой.

Стоило бы поостеречься лесных зверей, но Мону тянуло сюда, словно магнитом. Окруженная ледяным холодом, она дрожала посреди чащи и могла поклясться, что за ней наблюдают. Краем глаза Мона будто улавливала движения, но все это оказывалось лишь движением деревьев. Боль будто застыла, уступив место суеверному ужасу и какому-то странному восторгу.

Ларс сказал бы ей, что она сошла с ума. И был бы прав. Вот только Ларсу наплевать на то, что с ней. Наверное, он просто ждет, когда, вернувшись однажды, найдет ее бездыханное тело. Думает ли он о том, когда она сведет счеты с жизнью? Его нет уже очень давно – Мона перестала считать дни. В зимние месяцы на хутор практически не добраться. Да и не кому. Все давно забыли про Мону, потому что считают ее отшельницей.

Когда-то Ларс любил ее. Привез ее в Лерде, чтобы она стала хозяйкой. После войны всем хотелось сытой жизни и покоя. Но через двадцать пять лет Ларсу стало тошно рядом с ней.

Ей и самой было тошно…

Без этого ежедневного выматывающего похода Мона не находила сил дожить до вечера. Вернувшись на хутор, она прислушивалась и посматривала в сторону белеющих хребтов над кромкой леса, ощущая, как сладостно и больно перехватывает дыхание в груди. Ей казалось, что на несколько мгновений или часов она вновь становится живой. Что больная плоть ее вновь обретает свежесть и гибкость…

Мона помотала головой, разгоняя кровь и цепляясь за ускользающее сознание. Оглядевшись, прислушалась – вокруг царила странная тишина. Подозрительная. Вязкая. Ждущая…

Мона похлопала себя по карманам в поисках охотничьего ножа, подумав, что если навстречу выйдет медведь, то нож ей не поможет. Что бы сказал Ларс, если бы не нашел даже ее следов? Ведь он знает, что она ни за что бы не ушла с хутора. Люди слабы и всегда цепляются за жизнь.

А она ищет смерти…

Мона с трудом развела замерзшие губы – Смерть… разве не за этим она приходит сюда?

Нет в ней сил покончить со всем разом. Пусть кто-то другой сделает это за нее. Медведь, волчья стая, лесные духи… Пусть озеро разверзнется под ней или мороз выбьет из нее все силы. пусть все закончится, и душа ее вырвется на свободу!

Мона горько усмехнулась – нет, Господь наказывает ее, заставляет принять собственную участь и ждать.

Хорошо, она подождет. Но Бог не может запретить ей искать смерти.

Мона собралась было двинуться обратно, но в этот момент в тишине раздался плач, который заставил ее вцепиться в корявый промерзлый березовый ствол.

Плач повторился, вызвав такой прилив адреналина, что Мона едва удержалась на ногах.

Он доносился со стороны огромного валежника, который находился правее от того места, где стояла Мона. Старая многовековая сосна разломилась надвое и погребла под собой еще с десяток деревьев, и теперь вся эта махина была похожа на лесной дом, со всех сторон укутанный снегом.

Мона сделала неуверенный первый шаг, а затем, взмахнув лыжными палками, двинулась вперед. Никаких следов вокруг валежника не было. Сдвинув в сторону лапник, она согнулась и заглянула в темное нутро «лесного дома». В нос неожиданно терпко пахнуло животным духом. Несколько секунд Мона щурилась, пытаясь разглядеть хоть что-то, но когда наконец увидела, то застыла словно соляной столб.