Эрик чувствовал, как обострились все его чувства, поэтому, вероятно от усталости, ему все время казалось, что он не один. Он почти поверил в то, что кто-то следил за ним, бесшумно передвигаясь и прячась за каменными выступами и деревьями. Не издавая ни малейшего шума. Ничем не выдавая себя...

"Это всего лишь усталость! И голод," - Вытащив булочку, он проглотил ее, почти не жуя, и зажмурился от удовольствия.

Поместье Хансенов должно было вот-вот появиться. Эрик прибавил шагу, осознавая, что не имеет ни малейшего представления о том, как попадет внутрь хитте*. Он усмехнулся собственным мыслям - теперь, когда он предоставлен самому себе, никто не будет решать его проблемы.

- Я этого и хотел, - пробурчал он. Внутри кольнуло при мысли о том, как бездарно он жил все это время. - Кто знает, может, я даже смогу влюбиться?

Холодок пробежался по его левой щеке, будто кто-то прикоснулся к ней ледяными губами. Сердце гулко отозвалось, вспугнутое охватившим его волнением.

Когда в розоватых сумерках появилось старое поместье, Эрик услышал рокочущий звук воды. Где-то неподалеку находился водопад.

Хансен остановился, не веря своим глазам:

- Дом, милый дом, провалиться мне на этом месте...

*хитте - дом в горах (норвежск.)

***

Эрик замер, восхищенно разглядывая развернувшийся перед ним вид - серые скалы с двух сторон защищали поместье от сквозного ветра, а перед ним зеленела равнина, края которой упирались в горизонт, скрытый в похожем на облако тумане. И этот туман сейчас стелился, подбираясь к ногам Эрика, словно живой.

Хансен шагнул вперед, случайно задев рукой гитарную струну. Короткий звук прорезал пространство и завис на некоторое время в воздухе, утонув затем в шуме бегущей воды.

Поместье Якоба Хансена...

Перед глазами Эрика всплыли короткие фрагменты той единственной поездки много лет назад, и он с сожалением понял, что вся красота, которая владела этим местом, стерлась из его памяти, оставив лишь не самые приятные эпизоды, произошедшие в стенах горной резиденции Хансенов.

"Твоя мать - чертова хюльдра!" - отчетливо прозвучал голос деда в его голове.

До боли закусив губу, Эрик сглотнул.

Зачем Якоб оставил ему этот дом? Почему не распорядился как-то иначе? Почему никогда больше не искал встречи и ни разу даже не позвонил?

Тысячи вопросов роились в голове Эрика, распирая черепную коробку.

Этот дом возвышался над Сольворном и будто олицетворял самого Якоба Хансена - отчужденного, мрачного старика с горделиво поднятым подбородком и непослушными длинными прядями седых волос над загорелым лицом. Не выпуская изо рта курительную трубку, он всегда говорил короткими отрывистыми фразами, каждая из которых была наполнена презрением и злостью.

Что он мог сказать ему в ответ, будучи ребенком? И мог ли он защитить мать от подобных обвинений?

- Хюльдра... - пробормотал Эрик и качнул головой. Возможно, часть этих воспоминаний была лишь плодом его детской фантазии. Что было правдой, а что ложью, мог бы, наверное, сказать только Ари. Но его отец оказался таким же, как дед, так что ждать от него было нечего.

Основание дома под плоской крышей было выложено крупными булыжниками. Выкрашенные в коричневый цвет ставни, широкий загон, чуть дальше - два сарая в тени буковых деревьев, - все здесь дышало спокойствием и порядком, будто старый Якоб был еще жив. Казалось, откроется дверь, и он шагнет навстречу, и глаза его, сотканные из ледяного холода и зимнего неба, как всегда, обожгут Эрика и заставят убежать прочь.

- Ненависть... - Эрик и глубоко вдохнул кристально-чистый воздух. Кончик языка закололо, но затем это ощущение исчезло, растворившись в сладости, которая обволокла его гортань. Порывшись в пакете, Эрик достал еще одну булочку и зашагал дальше.