Я решил осчастливить этой женщиной героя сериала. Кстати, ее фотографии принесли нашему изданию неплохую прибыль. Тираж возрос, и в редакции праздновали победу. А что касается тех снимков… Сначала появилась статья. Желтое издание с многомиллионным тиражом опубликовало один из них, благоразумно прикрыв таки натуру фиговым листком. Тут же опубликовали краткое сообщение, что свадьба с актером расстроилась. И опровержение героини скандала. Это, мол, фотомонтаж.

Кому, как не мне, знать, что снимки подлинные? Я залез в Интернет и увидел их все. Сайт оказался одним из самых посещаемых. Туда теперь началось паломничество. Выходит, я всем приношу прибыль. Все, к чему я прикасаюсь, обращается в золото. А где мой процент? Я разозлился на Сгорбыша, но потом остыл. Тот был не в ладах с компьютером. Обнародовать снимки посредством Интернета? Это для Сгорбыша слишком. Но каким-то образом они туда попали. Неужели он их продал? Деньги ему нужны. Саша или Маша может заказывать сколько угодно опровержений, но есть кассета. Доказать, что снимки подлинные – раз плюнуть.

Не подразумевал ли Сгорбыш под словом «НЕГАТИВ» эту карту памяти? У актрисы нашлись защитники. Она оказалась девушкой умной и предприимчивой, и ее карьера пошла в гору. Вскоре после того, как были обнародованы снимки, произошел маленький инцидент. Я возвращался домой, и у подъезда на меня налетел качок, чье лицо мне показалось знакомым. Получив же хороший удар в солнечное сплетение, я прозрел окончательно. Это был ее жених! Саши или Маши.

Скажу сразу: со спортом я не в ладах. У меня не спортивный характер. Нет воли к победе. Должно быть, потому, что я все получил без боя. Маменькин сынок, инфантильный тип с диагнозом «Замедленное развитие». Чем я только не занимался! Плаванием, теннисом, большим и настольным, фигурным катанием и легкой атлетикой. Разве только тяжелой не занимался. Штанга не по мне. Выдающихся результатов я нигде не достиг. В средней школе меня даже записали в секцию дзюдо, чтобы укрепить мои мускулы и закалить характер. Тренер облюбовал меня своей жертвой и на каждой тренировке раз по двадцать укладывал на татами. Моя смазливая физиономия приводила его в бешенство. Как будто я ее выбирал! Он показывал на мне, как проводить захват и бросок через бедро. А также через спину. Я взлетал и падал, взлетал и падал. Улыбаясь, поднимался.

– Петровский, что ты лыбишься?

– Мне больно.

– От боли плачут.

– Я не знал.

Улыбка не сходила с моего лица, и он укладывал меня на татами еще раз. И еще. Однажды с такой же улыбкой на лице я провел удачный прием и хрястнул его так, что он скривился от боли. На следующий день опять. И еще раз. Тогда он выбрал жертвой новичка, а от меня отстал. С дзюдо у меня все равно не сложилось, но тот прием я на всякий случай запомнил. Когда на меня налетел качок, я сначала выровнял дыхание, уж очень хорош был удар, а потом нежно заломил ему руку:

– Спокойно-спокойно-спокойно…

– Ах ты…

Пришлось провести прием, иначе он бы так и не успокоился. Потом я ждал, когда он выговорится. Запас непечатных слов, по моим подсчетам, должен был иссякнуть минут через пять. Я знал его роль, в ней было мало слов. Все, что от него требовалось, – делать мрачное лицо и посредством кратких реплик изображать из себя крутого пацана.

– В чем дело? – спросил я, когда он взял паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха для очередного залпа ругательств.

– Да тебя убить мало!

– За что?

– Ты думаешь, мажорам все можно?

Я наморщил лоб. Какое старое, забытое слово. Так меня называли много лет назад. Я тогда поступил в МГИМО. Мальчики-мажоры. Одна из причин моего срыва и бегства из престижного института. Я хотел быть иным. Но это давно прошло, и его слова меня не задели.