— Мистер Харт, прошу, — кивнула мне сопровождающая медсестра, — но, честно, не стоит…

— Я обязательно спрошу ваше мнение, когда оно понадобится, — и я шагнул в открытую дверь.

Ребенка в палате не было — был тигренок. Он лежал на кровати в ошметках пижамы, сложив голову на лапы, и еле заметно дышал.

— Где сосед?

— Обед, — послышалось позади. — А он отказывается есть. Вечером будем капать.

— Можете быть свободны.

Я направился к тигренку. Тот и ухом не повел на мое приближение. Даром что полукровка — чистейший зверь, ни одного изъяна. И занимал всю кровать, хоть не был еще даже подростком в человеческой ипостаси.

— Эрик, — позвал я тихо, замерев в центре палаты. — Мое имя Ронан Харт, я работал с твоим отцом.

Тигренок повернул ухо в мою сторону, но на этом все реакции закончились.

Я никогда не был силен в переговорах, не знал, что сказать сейчас. Что бы я хотел тогда, когда остался, потеряв отца, один? У меня ведь была мать… и дом. Но я чувствовал себя одиноким, потому что был уверен — никому меня не понять, ведь отца потерял только я один.

Я медленно направился к мальчишке, приблизился к кроватям и сел на соседнюю.

— Эрик… ты не один. Тебе кажется, что никого не осталось, но это не так. Твоя гувернантка спрашивает о тебе. Хочет усыновить. Вы с ней, оказывается, уже два года вместе. Она любит тебя как своего ребенка. Если хочешь, я могу помочь быстрее получить ей разрешение на усыновление.

Тигренок вдруг всхлипнул совсем по-человечески и втянул шерсть. Через минуту на соседней кровати ежился взъерошенный рыжий мальчишка. Он перестал дрожать, выпрямился и подтянул к себе худые коленки.

— Да, я хотел бы к Ронни.

— Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы вы быстрее встретились.

— Сколько? — в устремленных на меня рыжих глазах было столько надежды, что я скажу «завтра».

— Дай мне несколько дней. Может, неделю. — Видя, как задрожали его ресницы, я присел на корточки у кровати, заглядывая ребенку в глаза: — Эрик, дай мне время. Службам опеки нужно убедиться, что у тебя будет все необходимое для счастливой жизни. А пока Ронни может приходить к тебе каждый день.

— А вы были там с папой? — вдруг спросил он, глядя мне в глаза. Я кивнул. — А почему вы не умерли?

— Так вышло.

— А почему папа умер?

— Папа выполнял свою работу.

— Он сказал, что скоро мы будем вместе, — всхлипнул Эрик.

А я нахмурился. Стивенс работал под прикрытием, он не мог обещать сыну, что вернется.

— Как он тебе сказал?

— Он приходил позавчера ночью домой. — По щеке мальчишки скатилась слеза. — Сказал, что скоро вернется, и мы будем вместе.

Я тяжело сглотнул, прикрывая глаза. Не факт, конечно, но нарушение безопасности моим подчиненным и могло сыграть роль во всем произошедшем.

— Часто вы виделись?

— Иногда, — съежился он. — Не надо было?

— Я не знаю.

Мы помолчали немного, прежде чем я решился напомнить ему о том, что нужно как-то начинать жить дальше:

— Эрик, нужно есть.

— Мне не хочется, — совсем потух он.

— Ты же понимаешь, тебе нужны силы. И Ронни не хотела бы, чтобы ты ослаб. Не давай им повода оставить тебя в больнице — нам будет сложнее тебя вытащить…

Почему ребенок должен сейчас быть сильным — непонятно, конечно. Он должен быть хоть в чьих-то заботливых руках, а не здесь. Майк сказал, что Ронни произвела на него хорошее впечатление. А еще она человек, и мне предстояла новая бойня с властью. Но мне не впервые. Надо будет встретиться с женщиной и лично убедиться, что ребенку будет у нее хорошо.

— А ты придешь еще? — догнал вопрос меня уже у двери.

— Приду, — обернулся.