– З-зачем? – стоя спиной к нему, я задаю вопрос, повернув лишь голову.

– Мне не нравится, когда задают вопросы, – делает шаг с каждым произнесённым словом и останавливается за моей спиной в считанных миллиметрах.

– Я имею право знать, – дрожащим голосом говорю, чувствуя жуткий холод, исходящий от него.

– Ты не имеешь никаких прав, запомни уже это, – тихо проговаривает, наклонившись к моему уху, вызывая табун мурашек по коже.

В его тоне столько превосходства, власти и… забавы. Он забавляется! Ему кажется смешным то, что заставляет меня переживать и бояться.

– Ты всегда был таким? – спрашиваю, развернувшись лицом к Кириллу и делая шаг назад, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Каким? – вопросительно вскидывает брови, чуть склонив голову.

– Бездушной скотиной, – шиплю со злостью.

– Нет, – усмехается зловеще. – Ты меня таким сделала, – ошарашивает своим заявлением и делает шаг ко мне.

– Интересно, когда это я успела? – голос по-прежнему дрожит, и пока Кирилл продолжает надвигаться на меня, я пячусь назад.

– А ты подумай, – отвечает он в тот момент, когда я упираюсь поясницей в стол.

– Я… думаю… – слова застревают в горле, так как Кирилл не останавливается и, опёршись ладонями в поверхность стола по обе стороны от меня, отрезает путь к отступлению.

– Думаешь?.. – торопит меня с ответом.

– Думаю… что ты больной на голову! Придумал себе оправдание, скинув вину на меня, – выпаливаю на одном дыхании и вся подбираюсь, ожидая от него страшное.

Но Кирилл усмехается и опускает взгляд на мои губы. Что-то не так, он должен был разозлиться, а не веселиться. Но в нос ударяет запах алкоголя, и я понимаю причину его «мирного» поведения.

– Больной, да, – тихим голосом говорит. – И это тоже твоя вина, – добавляет, так и не подняв взгляда с моих губ, которые моментально пересыхают.

– Может, и Пушкина я пристрелила? – вырывается у меня.

– Может, – пожимает плечами.

Этот человек сведёт меня с ума своим изменчивым поведением. Ну серьёзно – он то угрожает, то вот, смотрит на меня как хищник на кусок мяса.

– Отпусти меня, – неуверенно требую, но Авдеев будто не слышит.

Он замирает, словно выпавший из реальности, продолжая смотреть на мои губы, только взгляд у него пустой. Он смотрит сквозь меня.

– Кирилл? – осторожно пытаюсь до него достучаться. – Ты… в порядке? – спрашиваю и, подняв руку, едва касаюсь его плеча.

Вздрогнув, Авдеев поднимает взгляд и пронзительно смотрит в мои глаза. Время замирает, и я жду его следующего шага.

– Будь человеком, не лишай сына матери, – почему-то решаю именно сейчас попросить его об этом.

А что мне ещё остаётся? Авдеев уже сказал собирать вещи, значит, меня вышвырнут из этого дома. Пусть я буду унижаться, умолять со слезами на глазах, если надо будет, то встану на колени, и плевать на мою растоптанную гордость. Мне важен сын, только он.

– Что? – хмурится Авдеев.

– Не забирай его у меня, пожалуйста, – прошу его со слезами на глазах. – Я не смогу жить без Тёмки.

– Я не собираюсь лишать своего ребёнка матери, – говорит Кирилл, и теперь моя очередь хмуриться. – Если, конечно, ты не будешь буянить, – добавляет он.

– Но… ты ведь сказал собирать вещи, – шмыгаю носом.

– Мы переезжаем, – отвечает таким тоном, будто я сама должна была это понять.

А о чём я должна была подумать после того, как мне в первый же день пребывания здесь ясно сказали – буду с сыном, пока он перестанет нуждаться в матери. Переезд, что же ещё? Другое в голову и не приходило, ага.

– К-куда? – заикаясь, спрашиваю.

– В другой дом, Алёна, – произносит, будто я маленький ребёнок.