– А ты полагаешь, что ей хватит ума и мудрости самой позаботиться о себе?

Мефис пожал плечами:

– Сомневаюсь, что у нее когда-либо была такая возможность. Она даже не носит Камни. То ли никогда не обладала нужной силой, то ли все способности были безжалостно растоптаны. Теперь трудно сказать наверняка.

«Да, Геката, – мелькнула у Сэйтана невеселая мысль, – ты хорошо обучаешь своих прихвостней».

– Возьми нужную сумму из дохода нашей семьи, чтобы обеспечить женщину достойными средствами на жизнь, равными заработку Мензара. Дом арендован? Оплати жилье на пять лет вперед.

Мефис скрестил руки на груди.

– Если его сестре не придется выплачивать ренту, в ее распоряжении будет больше денег, чем когда-либо.

– Я готов предоставить ей необходимое время и возможность отдохнуть. Нет никаких причин заставлять женщину расплачиваться за преступления ее брата. Если ее разум и способности были подавлены коварными манипуляциями Мензара, без его тлетворного влияния они непременно проявятся вновь. Если же она и впрямь не способна позаботиться о себе, мы придумаем что-нибудь еще.

На лице Мефиса промелькнуло беспокойство.

– Да, и насчет казни…

– Я позабочусь об этом, Мефис.

Сэйтан обошел стол и встал вплотную к сыну.

– Кроме того, у меня есть для тебя еще одно поручение. – Он сделал паузу и молчал до тех пор, пока Мефис не поднял на него глаза. – Скажи, у тебя по-прежнему есть тот городской дом в Амдархе?

– Ты же и сам прекрасно знаешь ответ.

– И тебе по-прежнему нравится театр?

– Очень, – озадаченно отозвался демон. – Я каждый сезон приобретаю абонемент на отдельную ложу.

– А там, случайно, нет каких-нибудь пьес, способных заинтересовать юную пятнадцатилетнюю девушку?

Мефис понимающе улыбнулся:

– На следующей неделе как раз ставят парочку очень неплохих представлений.

Сэйтан в ответ скривил губы в холодной, волчьей усмешке:

– Как кстати! Полагаю, экскурсия по столице Демлана со старшим братом – то, что нужно. Девочка успеет посмотреть город до того, как наставники начнут занимать все свободное время моей дочери, а мы успеем реализовать свои планы в ее отсутствие.

Ноги Люцивара дрожали от боли и изнеможения. Прикованный так, что приходилось почти прижиматься лицом к задней стене каморки, он пытался прислониться к каменной кладке грудью, чтобы хоть немного облегчить мучительное напряжение в коленях. Он старался не обращать внимания на судороги в плечах и шее.

Затем пришли слезы. Сначала медленные и беззвучные, они постепенно превратившиеся в хриплые всхлипы, разрывавшие грудную клетку и исполненные глубокого, безутешного горя.

Наказание сегодня привел в исполнение угрюмый, рослый стражник. Люцивара били не по спине, а по ногам. Не кнутом или хлыстом, который взрезал плоть, а широким, толстым кожаным ремнем, хлеставшим напряженные мышцы. Подчиняясь медленному ритму барабанов, стражник тщательно, почти заботливо наносил удары, чтобы каждый следующий перекрывал предыдущий, не пропустив ни клочка кожи. Вниз и вверх, вниз и вверх. Если не считать дыхания, с шипением вырывавшегося сквозь стиснутые зубы, Люцивар не издал ни звука. Когда наказание наконец завершилось, его рывком подняли на ноги, болевшие слишком сильно, чтобы выдержать вес тела, и снабдили последним изобретением Зуультах – металлическим поясом верности. Он крепко обхватывал талию, но между ног сидел свободно, по крайней мере, особых неудобств не доставлял. Люцивара это ненадолго озадачило – вплоть до того момента, как его втолкнули в камеру. После этого не осталось места ни для чего, кроме боли. Потому что, оказавшись внутри, эйрианец сразу понял, что должно произойти.