Дома Анюта переодела и покормила Феденьку, пустила его ползать по ковру и включила телевизор. Шел какой-то сериал, начала она не видела, и потому за развитием действия следить не могла, но на экране ходили и говорили хорошо одетые люди, и это Анюту вполне устраивало.

Она очень хотела быть красивой женщиной. Такой, чтобы на улицах пытались познакомиться не жирные дядьки и не пьяноватые болваны, а серьезные люди. Чтобы прийти вечером в кафе – и за столик подсел богатый, щедрый и приятный мужчина. Чтобы этот мужчина внимательно слушал Анюту, говорящую о понятных ей вещах – детском садике, квартплате, подругах и их мужьях. Чтобы он красиво ухаживал – дарил цветы и золотые безделушки.

В мечтах о таком мужчине (постельные дела в этих мечтах отсутствовали) Анюта пребывала до вечера. Телевизор звучал, руки сами занимались хозяйством, закидывали белье в стиральную машину, мыли посуду, а голова обреталась в обществе мужчины.

В десять вечера позвонил дядя Боря Успенский.

– Анечка, ну так как же? – спросил он. – Мы договорились?

– О чем?

– О работе. Ты можешь выйти прямо с завтрашнего дня?

– Нет. Мне некуда девать ребенка, – прямо ответила Анюта.

– Давай так: ты пока будешь работать неполный день. Начнем с двух часов. А у нас напротив салона, в сквере, всегда сидят бабушки. Я двух знаю, они к нам в салон заходят. Так можно договориться, чтобы они посидели с мальчиком.

– А что я буду делать?

– Работа найдется, – не сразу ответил дядя Боря. – У нас книга учета посетителей… Нужно сделать из нее картотеку! Картотеку, понимаешь? Забить всю информацию в компьютер!

Анюту учили работать на компьютере, она осваивала в техникуме бухгалтерские программы. Наука давалась с трудом, но ей казалось, будто в голове застряли знания, и она согласилась.

Первый ее двухчасовой рабочий день довел Бориса Семеновича и Дмитрия до истерики.

Они посмотрели, как она внесла информацию в карточки, и еле пришли в себя после десятиминутного непрерывного хохота.

У Анюты и вообще с грамотностью было плохо, а тут еще прибавился выверт, которому несколько лет назад обучили подружки, отправлявшие ей СМС-ки с дешевых мобильников и требовавшие ответов. Они писали латиницей и вместо «Ч» набирали четверку, вместо «Ш» – шестерку. Анюта, не долго думая, именно так заполнила графы карточек.

– Да ладно тебе, Митенька… – еле выговорил Борис Семенович. – Сам знаешь, эти карточки я придумал в последнюю минуту. Ох, это что еще?..

Имя «Валентина» Анюта написала через два «И».

– Могучий интеллект, – сказал, угомонившись, референт. – Но, Борис Семенович, главное – ее не спугнуть. Она, как многие дурочки, очень подозрительна.

– Не спугнем. Я ей буду за час работы платить по двести рублей. Она очень скоро успокоится и начнет думать, как бы заработать побольше. Я эту породу знаю. Даже если я ей буду платить по пятьсот рублей в час – все равно она будет думать, что я жмотюсь. Соизмерить свой труд с вознаграждением она не в состоянии.

– Но почему ей, почему не мне?..

Успенский понял этот вопль души сразу. Почему не референту, у которого, по его мнению, на лбу написано: не дурак, любознателен, хитер, азартен, – досталась способность определять нужные для дела монеты? Почему – девчонке, которая, может, даже не всю таблицу умножения помнит, а управляться с калькулятором умела, но разучилась?

В ответ Борис Семенович воздел руки к потолку. Он цену своему референту знал…

Митенька имел обманчивую внешность. Глядя на себя в зеркало во время бритья, он видел острое, выразительное, волевое лицо, с темными глазами, с мужественным носом, И ему казалось, будто душа соответствует лицу. На самом деле референт проявлял свой героизм в мелочах и при условии полнейшей безнаказанности. Да, Митенька был трусоват. За ним числился один неблаговидный поступок, когда он проявил смелость, но потому лишь, что за спиной стоял и руководил интригой Успенский.