Ко мне тут же бросается Молли, бормоча нелестные слова в адрес доктора Вейна.

– Что со мной? – говорю вроде бы нормально, но из горла выходит какой-то прокуренный сиплый голос.

Усталость неимоверная. Я не могу даже руку поднять. С огромным трудом поднимаю веки.

– Вы истощили свой магический резерв, – обыденно, словно о том, что я порвала платье, произносит доктор.

– Мне снилось странное, – выдавливаю я из себя.

– Скорее всего, это был не сон, а действие магии, – успокаивает меня доктор, но от такого объяснения легче ни черта не становится.

Вот, значит, как. Всё же магия. А я так надеялась, что просто потеряла сознание из-за шишки на голове.

Тогда вопрос к Молли, а такой ли слабый дар был у Катрионы? Я далека от всего магического, но даже я понимаю, что тут сильное магическое воздействие.

– Я думаю, что милорд тоже имеет магический дар и, соединившись, ваши магии, дали вот такой результат, – рассуждает вслух доктор Вейн.

– Раздери меня горгулья, вы правы, доктор, – впервые с того момента, как я увидела милорда в замке, он заговорил. – У меня, естественно, тоже есть магия, и я даже умею ею пользоваться.

Голос у него уже достаточно бодренький в отличие от меня. Высосал, вампирёныш, мою магию, и стало лучше.

– Раз шутите, значит, выздоравливаете, – ободряет его доктор.

Только мне кажется, что он не нуждается в ободрении. Райтон такой самодостаточный, что даже оторопь берёт.

– Какая у вас магия? – сиплю я, как хронический курильщик, а Молли подаёт мне кубок с каким-то питьём. Я делаю глоток и наслаждаюсь. Он похож на горячий глинтвейн со специями. Как же хорошо и мне, и горлу.

– Очень древняя магия, – спокойно говорит он, как о чём-то само собой разумеющемся, – такой уже нет в вашем мире.

Стоп, что значит «в вашем»? А его какой тогда? Что за оговорка такая странная? Прав был сосед, видимо, непростой гость у нас. Но будь я проклята, если позволю Мэтью Макинтайру украсть моё приключение.

Я, может, всю жизнь мечтала оказаться в центре загадочных событий и раскрыть какую-нибудь тайну. Моё время пришло, тайна прямо у меня под носом.

– Что значит – в вашем мире? – кое-как выдавливаю я из себя вопрос, иначе потом открестится от своих же слов.

Недаром мне говорил начальник, что я, как прокурор, сразу «за язык хватаю» и начинаю разматывать.

– То и значит, я плохо говорю и понимаю ваш язык, – как я и предполагала, милорд уже забирает свои слова обратно, придумывая нелепые отмазки, – наверное, напутал, я из другой страны.

– Для человека, который впервые в Лорингии, вы слишком хорошо говорите на нашем языке, – отвечает ему доктор, полностью поддерживая меня в подозрениях.

Райтон Аргенте остаётся невозмутимым, будто это и не его поймали за язык на несостыковках. Восхищаюсь его стойкостью.

– У меня врождённые способности к языкам, – говорит он как ни в чём не бывало, – очень лестно, что уроженцы Лорингии не заметили, что я не местный.

Доктор не спускает с него настороженного взгляда, да и я уверена, что он лжёт. Ещё и какая-то древняя магия у него. Вот что-то подсказывает мне, что докопаться до истины будет нелегко.

Внезапно меня скручивает такая боль, что я боюсь даже дышать. Словно кто-то режет изнутри ножом. Ковыряет дырочки в спине. Больше не могу сдерживаться, издаю сдержанный стон.

Доктор кидается меня осматривать, но где бы он ни прикасался больно. Адски больно.

– У вас, наверное, палец сломан, доктор, – пытаюсь шутить я и снова скрючиваюсь от боли.

Доктор Вейн не понимает современного юмора. Он молча качает головой.

Изнутри поднимается тошнота, режет в правом боку. Пытаюсь перевернуться, но боль мигрирует за мной в живот.