Все это так неожиданно, но она надеялась, ей удастся привыкнуть. А что, если это и в самом деле обман, как кто-то сказал? Ведь такое вполне может случиться: пришел какой-то незнакомец, чтобы удочерить ее, а на самом деле собирается заставлять ее работать на него.

От этой мысли София вскочила с кровати. Ей необходимо было срочно пройтись и остудить свою разгоряченную голову и прогнать грусть, которая вдруг навалилась на нее. Девочка вздрогнула, коснувшись ногами ледяного пола, и все же пошла по тихим коридорам, едва освещаемым бледным светом луны, что просачивался сквозь окна.

Странно, но внезапно на все вокруг девочка смотрела совершенно другими глазами; она разглядывала рисунок на плитках в коридоре, что вел к кабинету настоятельницы Пруденции, линолеум в столовой и белую кафельную плитку ванной. Даже пятна плесени на потолке. За годы, что она провела здесь, все стало привычным. Это был неотъемлемый фон ее жизни, панель, на которой монотонно и безмятежно протекало ее существование. И теперь девочка хотела все это запомнить и унести в своем сердце. Теперь, когда она покидала приют.

София бродила по приюту, касаясь руками стен и приветствуя каждую деталь в отдельности, являвшуюся частью ее существования вплоть до момента прощания. Она поклялась никогда не забывать приют: ведь он долгое время был ее домом, и тут нечего было стыдиться.

Этот день был полон света. Платан в саду, казалось, был весь осыпан золотом от пронизывавших его насквозь солнечных лучей. Было холодно, и София чувствовала себя ужасно неуютно с этим старым чемоданом в руках. Каждое мгновение ее охватывал страх, что профессор не придет. Девочка боялась, что, увидев ее, такую неловкую и смешную, он уйдет, чтобы больше никогда не появиться здесь.

Но профессор Шлафен пришел. Поздоровавшись с сестрой Пруденцией, он так радушно улыбнулся Софии, что та стала проникаться к нему искренней симпатией.

– Позволь мне понести твой чемодан, – сказал он, забирая у нее ношу. – А ты попрощайся со всеми.

София растерянно оглянулась. За ее спиной стояли настоятельница Пруденция, Джованна и воспитанники сиротского приюта, все они недоверчиво смотрели на нее. Самые маленькие были откровенно разочарованы. Они еще не научились искусству скрывать свои переживания.

Девочке подарили рисунок, на котором стояли подписи каждого ребенка; не было никакого сомнения в том, что это была идея какой-нибудь из монашек. София же не могла представить себе, что ей будет недоставать кого-нибудь из них.

– Что ж, прощайте, – рассеянно сказала девочка.

Некоторые одноклассники Софии на прощание поцеловали ее в щеку, остальные просто молча смотрели на нее.

– Надеюсь, твое пребывание здесь тебя многому научило и в будущем из тебя получится по-настоящему хорошая женщина. Хочется верить, что когда-нибудь ты с теплотой вспомнишь эти годы, не забыв при этом поблагодарить своих наставниц, – строго и в то же время взволнованно произнесла настоятельница.

– Обязательно, – пробормотала София, проклиная свой дрожащий от волнения голос. Девочка и в самом деле искренне в это верила.

С Джованной все было иначе. Они ни словом не обмолвились друг с другом, но одного пристального взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что их теперь разделяли ворота приюта. Но это было не так уж и плохо.

Вот почему, когда она повернулась к ожидавшему ее на улице профессору, у нее был спокойный взгляд человека, жизнь которого изменяется раз и навсегда.

– Маттия, Маттия, давай вставай, уже пора…

Эти едва различимые слова сопровождались грохотом поднимавшихся вверх жалюзи. Комната наполнилась светом, и Маттия прикрыл глаза руками.