Начинается спор. Кухарка корит лакея «ваксой», тот ее – «мутовкой». Другая кухарка просовывает руку в решетку и манит к себе солдата-музыканта.

– Кавалер, кавалер! – говорит она. – Подите сюда! Нельзя ли нам от официанта пару ягод достать, чтоб спор разрешить? Они вот говорят, что это «Виктория», а мы за клубнику стоим.

Солдат улыбается и крутит ус.

– А вы позовите меня в воскресенье к себе в гости кофий пить, так я вам не токмо что две ягоды, а целый фунт вам в презент предоставлю, – шепчет он.

– Подите вы! – жеманится кухарка. – Как же я вас к себе позову, если вы для меня встречный-поперечный и даже совсем не знакомый.

– Теперь незнакомый, а приду, так и познакомимся. Где вы живете?

– Зачем же я вам буду говорить? Это очень конфузно с первого раза. Я живу по Косому переулку, дача № 137.

– Ну вот, значит, я приду в воскресенье, – любезничает солдат.

– Прийти придете, а меня все-таки не разыщете, потому моего имени не знаете. Вы будете искать какую-нибудь Наталью, а я Татьяна.

– Я Татьяну и спрошу.

– Тоже можете ошибиться. У нас на дворе две Татьяны. Я у купцов живу, а другая Татьяна – у аптекаря.

– Тогда я к купеческой Татьяне и приду. По Косому переулку, дача № 137? Верно?

– Конечно, верно… Только не стыдно это вам чужие адреса насильно выведывать? – продолжала жеманиться кухарка. – А еще военный!

Капельмейстер стучит палочкой. Музыкант со всех ног бросается к пюпитру. Раздаются звуки кадрили, подбивающей на танцы.

– Ну, скажите на милость! Ведь выведал-таки, где я живу! – не унимается кухарка. – Вот срам-то, ежели придет.

– Послушайте, как вас? Анны Пелагевны! Давайте сейчас танцы танцевать вот на этом помосте через канавку, – обращается лакей к компании горничных.

– Ну вот! Не навидались мы танцев, чтоб нам при всем народе на улице трястись! – презрительно отзывается опять все та же миловидная горничная.

– Что вы за царевна-недотрога, позвольте вас спросить?

– Не царевна, а просто нам эти танцы и в Приказчичьем клубе, и даже с настоящими кавалерами надоели! Мне наш барин завсегда билетов сколько хочу дает.

– Что вы бахвалитесь-то! Ваш барин на вас как-то раз плюнул по ошибке, а вы уж сейчас в себя головное воображение забрали и заважничали! Фря!

– Ошибаетесь! Мне наш барин даже золотые часы с цепочкой подарил!

– Коли подарил, так, значит, за уксусное поведение. Барская барыня! Тьфу! И больше ничего!

– Пришпандорь ее! Пришпандорь ее хорошенько! – кричит лакею обиженный горничной кучер.

На балконе у гостей танцуют.

Крестовский остров. Сквозь свежую зелень палисадника, украшенного цветами, выглядывает на улицу хорошенькая дачка. Утро. На задрапированном полотном балконе пьют чай молодые супруги.

– Вкусняш ты мой миленький! – делает она ему через стол глазки. – Ах, как я рада, что ты не едешь сегодня в должность и весь день пробудешь со мной.

– Для тебя, Вкусняшечка моя, остался! – отвечает он и посылает ей летучий поцелуй.

– Вкусняш! Прелесть моя! Восторг мой! Для других ты Петр Иваныч, а для меня Вкусняш, и нет тебе другого имени.

– А для меня ты Вкусняшка, потому что вкуснее, добрее и красивее тебя ничего нет на свете.

Протягиваются через стол руки, и жена и муж, как архиереи, целуют их.

А солнце светит и улыбается на их нежную любовь!

– Что мы будем обедать сегодня, Вкусняш?

– Что ты хочешь, Вкусняшечка. Ты хозяйка и повелительница, а я твой раб. Ты хотела лососины покушать. Вот зазови рыбака и купи.

– Нет, нет! Лососина слишком дорога, шестьдесят копеек фунт, а ты и так много тратишься.

– Друг мой, стоит ли об этом говорить? Ты хочешь лососины – и кушай. Лучше на другом будем экономить. Вот я хотел себе новые подтяжки купить – не куплю, буду старые носить.