– Nacher, nacher werden Sie zahlen…

– Глаша! Не берёт. Неужто двух пятиалтынных мало? – недоумевал купец. – Иль, может быть, ему немецкие деньги надо?

– Да, конечно же, он немецкие деньги требует.

– Дёйч гольд хочешь? Дёйч надо разменять. Где тут меняльная лавка? Надо разменять. Понимаешь? Ничего не понимает. Глаша! Да скажи ему по-немецки, как вас учили. Чего ты стыдишься-то! Ну как по-немецки меняльная лавка? Сади!

– Ах, Боже мой! Ну что ты ко мне пристаёшь-то!

– Ничего не знает! A ещё у мадамы училась.

– Меняльную лавку вы найдёте в вокзале. Там еврей вам и разменяет, – послышалось сзади по-русски.

Говорил какой-то господин в войлочной дорожной шапочке. Купец обернулся и сказал:

– Мерси вас… Удивительно, как трудно без немецкого языка… Ничего не понимают. Будьте добры сказать этой колбасе, что он на чай в лучшем виде получит, как только я разменяю русские деньги. Ну, вот… Ещё мерси вас… Извините… A как по-немецки меняльная лавка, чтобы я мог спросить?

– Вексельбуде… Но еврей, который будет менять вам деньги, говорит по-русски.

– Анкор мерси вас… Вексельбуде, вексельбуде, – твердил купец. – Запомни, Глаша, как меняльная лавка называется, a то я, впопыхах-то, могу забыть. Вексельбуде, вексельбуде.

У дверей в вокзале стояли прусские жандармы, и таможенные чиновники отбирали паспорта и пропускали пассажиров по очереди.

– Эх, следовало бы захватить с собой в дорогу Карла Адамыча для немецкого языка, – говорил купец. – Он хоть пропойный человек, a всё-таки с языком. Приодеть бы его в моё старое пальтишко, так он и совсем бы за барина сошёл. Только ведь дорога да выпивка, a ест он самые пустяки. Положительно следовало бы его взять, и в лучшем бы виде он по-немецки бормотал.

– Так отчего же не взял? – сказала жена.

– A не сама ли ты говорила, что я с ним с круга сбиться могу? Я на твоё образование надеялся, думал, что ежели уж у мадамы в пансионе училась и немецкие стихи знаешь, так как же немецких-то слов не знать; a ты даже без того понятия, как подушка по-немецки называется.

– Тебе ведь сказано, что я политичные слова знаю, a подушка разве политичное слово?

– Врёшь! Ты даже сейчас хвасталась, что комнатные слова знаешь.

– Фу, как ты мне надоел! Вот возьму да на зло тебе и заплачу.

– Да плачь. Чёрт с тобой!

Жена слезливо заморгала глазами. Купец проталкивал её вперёд.

– Пасс! – возгласил жандарм и загородил ей дорогу.

– Глаша! Что он говорит? Чего ему нужно? – спрашивал у жены купец.

– Отстань. Ничего не знаю.

– Пасс! – повторил жандарм и протянул руку.

– Ну вот, извольте видеть, словно он будто в винт играет: пасс да пасс.

– Отдайте свой паспорт. Он паспорт требует, – сказал кто-то по-русски.

– Паспорт? Ну так так бы и говорил, a то пасс да пасс… Вот паспорт.

Купец отдал паспорт и проскользнул сквозь двери. Жену задержали и тоже требовали паспорт.

– Глаша! Чего же ты?.. Иди сюда… Глафира Семёновна! Чего ты встала? – кричал купец.

– Да не пускают. Вон он руки распускает, – отвечала та. – Пустите же меня! – раздражённо рванулась она.

– Пасс! – возвысил голос жандарм.

– Да ведь я отдал ейный паспорт. Жена при муже… Жена в моём паспорте… Паспорт у нас общий… Это жена моя… Послушайте, хер… Так не делается… Это безобразие… Ейн паспорт. Ейн паспорт на цвай, – возмущался купец.

– Я жена его… Я фрау, фрау… A он муж… Это мой мари… мон мари… – бормотала жена.

Наконец её пропустили.

– Ну, народ! – восклицал купец. – Ни одного слова по-русски… A ещё, говорят, образованные немцы! Говорят, куда ни плюнь, везде университет или академия наук. Где же тут образование, спрашивается?! Тьфу, чтобы вам сдохнуть!