– Ну, слава Богу, поехали. Можно еще поспать, – сказала Глафира Семеновна, легла и только заснула, как явился кондуктор.

Оказалось, что он явился, чтоб откланяться супругам и получить обещанный динар.

– Добре почилы ове ночае?[54] – спросил он супругов и сообщил, что он едет только до следующей станции. – В Цариброд блгарски кондуктор буде, – прибавил он и протянул руку.

Николай Иванович дал ему второй динар и спросил:

– На Цариброд мытница?[55]

– Блгарска мытница, – кивнул кондуктор и удалился.

– Глаша! Не спи! Сейчас новое испытание будет. Въезжаем в болгарскую землю. Таможня, – сказал Николай Иванович лежавшей жене.

– Слышу, слышу. Какой тут сон! Давно уж проснулась. Наказание эти таможни!

А поезд останавливал уже ход и подкатил к деревянному домику с надписью «Цариброд». На платформе стоял болгарский офицер и два солдата в форме, напоминающей совсем русскую форму. Солдаты были даже в фуражках без козырьков, в серых шинелях русского покроя и с револьверами у пояса. Кроме их, на платформе были начальник станции в статском платье и, как у нас в России, в красной фуражке, бакенбардист в пальто и шляпе котелком и несколько бараньих шапок в бараньих куртках шерстью вверх.

Все это тотчас же полезло в вагоны. Чиновник в шляпе котелком оказался таможенным чиновником, бараньи шапки – его подчиненными. Войдя в купе супругов, он тотчас же бросил взгляд на две громадные подушки, улыбнулся и спросил по-русски:

– Русские?

– Да-да… Самые что ни на есть русские… Едем из Петербурга, – отвечал Николай Иванович.

– Не везете ли сигар, табаку, чаю? – задал вопрос человек в шляпе котелком. – Это все ваши вещи?

И прежде чем супруги успели ответить что-нибудь, он уже начал лепить на саквояжи и кардонки таможенные ярлычки, гласящие «Прегледано». Глафира Семеновна начала было открывать свои баульчики, чтобы показать, что в них, но он сказал:

– Не трудитесь, не трудитесь. Ничего не надо. Есть у вас что-нибудь в багажном вагоне?

– Ах, как же! Сундук с бельем и платьем.

– Тогда, пожалуйте, в таможню. Надо и на него налепить пропуск. – Чиновник поклонился и удалился.

– Вот учтивый-то таможенник! – воскликнула Глафира Семеновна после его ухода. – Даже и не верится что-то, что это таможенный. Боже мой! Да если бы они все-то такие были! И как прекрасно говорит по-русски! Ну, я пойду в таможню.

– Пусти, лучше я схожу, – предложил Николай Иванович.

– Нет-нет. Это такой элегантный человек, что с ним даже приятно. А уж если хочешь, то пойдем вместе.

И супруги стали выходить из вагона.

– Позвольте ваши паспорты, – на чистейшем русском языке обратился к ним на платформе офицер.

– Боже мой! Как здесь, в Болгарии, хорошо говорят по-русски! Я не ожидала этого, – проговорила Глафира Семеновна, улыбаясь офицеру.

– Не везде, мадам. Это только здесь, на границе, – отвечал офицер, принимая из рук Николая Ивановича паспорт, и прибавил: – Обратно получите в вагоне.

При досмотре сундука Глафира Семеновна еще больше очаровалась таможенным чиновником. Оказалось, что он не допустил ее даже открыть свой сундук и сейчас же налепил таможенный ярлык. Уходя из таможни, она расхваливала мужу даже бакенбарды чиновника, его глаза и называла даже аристократом.

– Ну какой же, милая, он аристократ… – возразил было Николай Иванович.

– Аристократ, аристократ! – стояла на своем Глафира Семеновна. – Только аристократы и могут быть так утонченно-вежливы. А какая неизмеримая разница с носатым сербским таможенным, который у меня даже ветчину нюхал! В сыре что-то искал! В апельсинах под кожей контрабанду найти думал.