– Тоже собирайся…
– Тоже!.. – хотел продублировать «следопыт», но осекся. – А, в смысле – я?
– Ты, ты, – подтвердил Бугаев. – Всей группой пойдем.
– А база? Кто на хозяйстве останется?
– Анализатор…
– Он нахозяйствует, – ухмыльнулся воин.
– Сдай его на контроль штабу. Лично Калашникову. Пусть прямо с Земли и руководит жизнедеятельностью объекта.
– Он наруководит… А что плохо, господин полковник?
– Все, что не хорошо, – нашел Бугаев достойный ответ на дурацкий вопрос. – Канал двенадцать не может молчать. А режим автоматического маяка вместо приема обозначает боевую тревогу.
– Серьезно? А кто на том конце спецканала?
– Любопытный ты, следонюх! Наши на том конце, «дебоширы». Только хозвзвод…
– Не слышал, чтобы у нас в бригаде были такие взводы, – пряча хитрую улыбку, пробормотал техник. – Мы же не бронепехота…
– Расстреляю! – процедил Сильвестр, широко замахиваясь тяжеленной ручищей.
– Второй раз подряд? – Нахальный техник ловко увернулся от подзатыльника. – Что-то я сомневаюсь…
Бугаев покосился на свой СТУРН – в полированном цевье отражался весь отряд, начиная с первой шеренги и заканчивая страдающим от водяных мозолей ротным хлеборезом Дустназаровым. Хлеборез уже два раза приседал на камень, разувался и сокрушенно трогал волдыри на пятке, но полковник намеков не понимал, лишь заставил другого воина, рядового Харчука, взять его вещмешок с полугодовым запасом хлеба и походной разделочной доской. Нож для отрезания горбушек, ужасающий тесак с волнообразно заточенным лезвием, Дустназаров пер на себе, поскольку отбиваться от неприятеля, случись внезапная атака, одной распухшей пяткой было бы затруднительно. СТУРНа же ему, как хлеборезу, дальтонику и убежденному пацифисту, не полагалось.
– Стой, раз-два, – сказал Бугаев, и отряд, сделав каблуками «раз-два», остановился.
Впереди на красно-коричневой почве был выжжен отчетливый символ в виде черной стрелки. Возможно, неизвестный топограф хотел бы, чтоб стрелка получилась белой или, допустим, зеленой, но так уж устроено всякое оружие: после него остается лишь черный след – если, конечно, вообще что-то остается.
Полковник не спеша нагнулся и, зачерпнув горсть спекшегося шлака, поднес его к лицу. Ни тестеров, ни анализаторов в его носоглотке не стояло, однако опыт и чутье подсказывали Бугаеву, что неглубокая борозда проделана отнюдь не ЛСом. Кто-то несколькими выстрелами прожег на земле обыкновенную человеческую стрелку, ведущую от базы дальше на юг, но при этом воспользовался каким-то нештатным вооружением. Бугаев задумался, соображая, кто бы это мог быть, и, взглянув на догонявшего строй Дустназарова, догадался, что стрелку оставила какая-то нелюдь.
Указывала стрелка куда-то вдаль, в теряющиеся на горизонте заросли кустарника, и вроде бы не имела никакого смысла – для всех, кроме полковника. Бугаев помнил, что где-то здесь находится один из входов в гипертоннель, и стрелка перед ним – знакомый символ, выполненный с помощью незнакомого оружия, – оказалась тут, конечно же, не случайно.
Конец ознакомительного фрагмента.