До назначения на должность уполномоченного по правам детей я был в детском доме один раз. В коррекционном детском доме на проспекте Вернадского. Помню, тогда только-только вышли книжки из серии «Детям о праве» – и я их туда повез. Конечно, меня поразило такое количество детишек с умственной отсталостью. Дети все разного возраста. Пришлось, конечно, подыскивать слова, чтобы им рассказать. А «Детям о праве» – книги специфические. В серии их несколько: «Я и дорога», «Я и школа», «Я и улица», «Я и семья». И помню, когда мы все эти книжки туда везли, нас попросили:

– Не привозите книжку «Я и семья» в детский дом.

Собственно, это и понятно. Потом, когда мы уже объединили всю серию под одной обложкой, так, что не разделишь, мы их отправляли как есть.

Короче говоря, в тот раз, в 2008 году, я побывал в детском доме и запомнил, что вот есть такое Богоугодное заведение, но впечатление тяжелое оставляет. А с момента моего назначения 30 декабря 2009 года и выхода на работу 11 января 2010 года и по сегодняшний день я побывал в 1227 детских домах, интернатах, домах ребенка. Сюда входят и интернаты, и детские дома-интернаты (есть такие для умственно отсталых), и дома ребенка, которых у нас больше трехсот, то есть в общей сложности все учреждения детдомовского плана. Я их считаю, я их фотографирую, у меня есть все вывески. Это такой своеобразный отчет для себя: побывал – вот фото на память.

Слово «побывал», конечно, можно по-разному понимать. Для меня «побывал» – это значит: прошел по всем помещениям, попробовал еду, понюхал подушку, посмотрел простынку, одеяло, под которым ребенок спит. Особенно если это дом ребенка, где совсем маленькие. Когда меня назначили, моему младшему было четыре месяца. Поэтому я могу со знанием дела взять любого малыша на руки, понюхать волосики, посмотреть, свежий ли у него подгузничек, вычистили ли ему козявки из носа – или, может, он срыгнул и лежит в мокрой рубашечке, может, его надо переодеть, подмыть, памперс поменять и т. д.

У меня был такой случай в Красноярском доме ребенка: лежит крохотная совсем девочка, несколько месяцев, и захлебывается смесью. Няньки ведь часто как делают – приносят бутылки со смесью, втыкают детям соски в рот, бутылку пристраивают под углом, подпирают подушечкой и идут по своим делам. И все едят. А у этой девочки смесь пролилась, течет по щекам, по шейке. Я спрашиваю:

– А где медсестра?

Подходит девушка молодая. Я взял девочку на руки и ее щечку прислонил к щеке медсестры. Она так и шарахнулась:

– Что вы делаете?

Я говорю:

– Ну ты прижмись к ребенку просто. Она вся мокрая. Тебе самой так приятно будет?

В другом доме ребенка, в Карелии, я стал проверять соски. Говорю:

– Покажите, пожалуйста, пустышки мне. Дети сосут пустышки?

– Да, сосут.

– А кормите из соски?

– Из соски, да.

И вот меня заводят на кухню – а там в каждой группе есть маленькая кухня, – и там стоит на плите такая кастрюля, в которой варятся соски. Потому что из всех видов сангигиенической обработки у нас в большинстве домов ребенка – наверное, таких 99,9 %, – по-прежнему соски кипятят. При этом я с ходу могу назвать несколько детских учреждений, которые из этого ряда выбиваются, – в том числе детский дом-интернат для умственно отсталых детишек в поселке Ояш, в двухстах километрах от Новосибирска, где для младшей группы завели пластиковые бутылочки и специальные стерилизаторы. Директор этого детского дома-интерната мне рассказывала:

– Павел Алексеевич, я сама к этому пришла. Вот это кипячение, эти стеклянные бутылки, которые еще с советских времен остались, ну сколько же можно! А эти новые – они и прочнее, и в три раза дольше служат, и дешевле обходятся в итоге. Хотя если сравнить по цене покупки, пластиковая бутылка дороже стоит, но через некоторое время окупается.