– Астахов, ты карьерист! Ты даже сына под назначение родил.

Трудно с ним не согласиться. Со стороны, наверное, это выглядит так.

* * *

Не успел я вернуться из Америки, как 31 января в ночь произошло ЧП в школе-интернате № 1 в Ижевске. Президент дает поручение разобраться, я вылетаю туда. 1 февраля – день рождения моего старшего сына, Антона, 3-е – день рождения среднего. А я все эти дни провожу в Ижевске, разбираюсь с взбунтовавшимся интернатом.

В Ижевске выяснилось, что двенадцать человек из числа воспитанников порезали себе вены. Почему? Оказалось, что у детей есть предводитель, которому исполнилось восемнадцать лет, – такой пахан малолетний. Ночной директор. По закону ребенок-сирота может находиться в детском доме до восемнадцатилетия. Но в исключительных случаях – с согласия комиссии по делам несовершеннолетних, исполнительной власти – можно продлить пребывание на год, до девятнадцати лет. И вот этот мальчик, Артур, решил, что имеет право остаться, – потому что ему там хорошо жилось.

Директор ижевской школы-интерната был назначен на свое место сравнительно недавно. Замечу, что с этим учреждением долгое время никто не мог справиться. Вообще школа-интернат – это самая сложная форма детского учреждения, потому что дети здесь живут, проводят свой досуг и здесь же учатся. Они не видят других детей. Если из детского дома детей водят в две-три школы, которые рядом находятся, и они там как-то смешиваются, общаются, ездят на те же экскурсии да просто проводят время с другими детьми, родительскими – это по-другому ребенка воспитывает, – то здесь они варятся в собственном соку. Отсюда масса совершенно специфических сложностей.

Есть, конечно, примеры и того, что школа-интернат может быть суперотличной. Но скажу сразу: происходит это в том и только в том случае, когда есть идеология. Например, есть такой Музыкальный детский дом в Ярославле, который в 1949 году был создан указом Сталина. Это тоже интернат. Там дети учатся играть на четырех инструментах, ходят на хоровое пение, иностранные языки изучают. У них есть общее, объединяющее начало – они учатся музыке. А музыка дисциплинирует.

Или есть Международный детский дом в Иванове, созданный в 1933 году для детей испанских революционеров. С тех пор там выросли и были воспитаны дети из девяносто пяти стран мира, в том числе сын Мао Цзэдуна. В детдоме есть музей, где по годам расписано, из каких стран родом были дети-выпускники. Там только иностранные дети. Их в какой-то момент было четыреста с лишним, а сейчас – двести пятьдесят. Двести пятьдесят детей, вы представляете? Это неуправляемое учреждение, казалось бы. Но – там есть традиции, дисциплина, объединяющее начало. И все прекрасно.

Еще один хорошо известный пример – кадетские школы-интернаты. Я был в кадетских школах в Горно-Алтайске, Кемерове, Воронеже, Уфе, Казани – таких много. В последнее время появились тематические, каких раньше не было, – МЧСовские, полицейские, пограничные, нахимовские, казачьи. Дети, надев форму, совершенно по-другому себя ведут. Потому что, если ты надел форму, нельзя совершать противоправные поступки. Стыдно.

Есть пример образцового спецучилища. Спецучилище – это вообще отдельный вид учреждений. В спецшколы и спецучилища помещают подростков, совершивших преступления, причем даже иногда не в первый раз. Например, в Раифском спецучилище в Татарстане есть дети, имеющие по две-три судимости. Повторю – это дети! Другой вариант: ребенок совершил преступление, но еще не достиг возраста уголовной ответственности. Понятно, что он уже преступник, но судить его нельзя. Его тоже направляют в такое спецучреждение. Так вот, в Раифском спецучилище, которым, как ни странно, руководит женщина, – идеальная дисциплина. Это училище кадетское.