Вот доносы новичков. Иванов дважды пообедал, воспользовавшись тем, что командиры еще не запомнили лиц вновь прибывших бойцов. Петров поленился ночью выйти в туалет и помочился в сапоги Сидорова. Николаев симулирует моче – недержание, рассчитывая попасть в санчасть и отоспаться. Доносы солдат второго года службы серьезнее. Куликов украл портянки у… Сергеев был в самовольной отлучке… Гварджеладзе ударил по физиономии Нестеренко, обозвав его стукачом…

Верно, Нестеренко – осведомитель, причем явный. А вот сообщение Уткина. Обстоятельное. На нескольких страницах. Этим осведомителем Егоров гордился: он сообщал об умонастроениях товарищей. Сначала много выдумывал от себя. Теоретизировал. Егорову пришлось немало поработать с ним, прежде чем из него вышел образцовый осведомитель. Сообщения его стали короче, четче, деловитее, без ненужного фантазирования. Да!.. Вот сейчас бы ему такого паренька! Они вместе мигом бы сделали хорошее «дельце»! Самый обширный раздел «документиков» и «материальчиков» составляли доносы «политические». Перейдя к этому разделу, Егоров согнал с лица мечтательную улыбку, посерьезнел, подтянулся, проверил, заперта ли дверь, выглянул в зарешеченное окно (не подглядывает ли кто?). Да! Это было уже не просто воспитание, исправление, обламывание, предупреждение. Это была жестокая, непримиримая классовая борьба. Тут был реальный враг. Враг затаившийся, но коварный, готовый в трудную минуту показать свои клыки и когти. Впереди – война. И, не проведи органы кропотливую работу по разоблачению этого скрытого врага, мы получили бы удар ножом в спину революции. Придумав такую красивую фразу, Егоров с удовлетворением отметил, что и «мы не лаптем щи хлебаем».

В связи с ожидаемым пополнением в штабе дивизии состоялось чрезвычайное совещание. Сначала командир дивизии сообщил о том, какое именно пополнение ожидается: все призывники на этот раз имеют среднее образование, а часть из них – незаконченное высшее и даже высшее образование. Есть даже с учеными степенями и званиями! Такого еще не было за всю историю нашей страны и Красной Армии. О чем это говорит, товарищи? Потом речь держал комиссар дивизии, то есть заместитель по политической части. Он разъяснил, о чем именно говорит этот факт: о правильности генеральной линии партии, о мудрости Великого Вождя, о возросшей мощи и о многом другом, о чем все знали и без речи комиссара. Потом выступил начальник штаба и рассказал о распределении призывников по подразделениям дивизии. Столько-то останется в штабе дивизии, столько-то получит политотдел дивизии, столько-то будет распределено по полкам – в штабы, в помощь политработникам, в самодеятельность. Народ поступает грамотный и талантливый. И надо это всемерно использовать, чтобы дивизия на предстоящем смотре боевой и политической подготовки армии заняла почетное место. Дивизия имеет все возможности выйти на первое место… Но из основной массы призывников есть приказ создать особое учебное подразделение, чтобы через год они все стали сержантами, а через два года – младшими лейтенантами. Решено создать такое подразделение в Туркестанском полку. Так что на командование полка возлагается особая ответственность…

Потом было совещание в Особом отделе дивизии. «Ну, Егоров, – сказал в заключение дивизионный особняк, – теперь все зависит от тебя. Выдержишь испытание, представим к награде и очередному званию и переведем в дивизию. Не выдержишь – пеняй на себя!» Всю обратную дорогу в полк Егоров думал о доверии, какое ему оказало руководство: дивизионный особняк, пожимая ему руку на прощание, так и сказал, что призывников направляют в их полк потому, что никому другому из полковых особняков, кроме него, с таким ответственным делом не справиться. И Егоров почувствовал уверенность, что он это доверие оправдает. «Во-первых, – сказал он себе, – не боги горшки обжигают. А во-вторых, и эти „академики“ тоже люди. А люди везде и всегда люди. А образованные люди ничем не лучше малограмотных. А то и похуже. Главное, Егоров, спокойствие. Никакой паники. Никакой спешки. Сначала приглядись к людям, дай им обжиться, привыкнуть. Пусть почувствуют, что такое суровая воинская служба. Пусть снимут розовые очки. И тогда…»