– Это когда замещаешь кого-то, кто заболел, – объяснила я. – Играешь на подхвате. Вообще-то это не та музыка, которой я обычно занимаюсь.

– Тебе больше по душе тяжелый металл, да?

Я взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы. Такой за словом в карман не полезет, к тому же остроумен. И тут вдруг я почувствовала, будто выплываю из глубины на поверхность.

– Я играю в университетском филармоническом оркестре, – гордо заявила я. – Но что-то мне подсказывает, что ты не часто ходишь на наши выступления.

Он улыбнулся, и я заметила, что в уголках глаз у него появились морщинки, которые делали его еще более неотразимым.

– С чего это ты взяла?

Я неловко пожала плечами, пожалев о своих словах, которые никак не могли поддержать завязавшийся разговор, и добавила:

– Ну, не знаю… ты… и твои друзья… вы как-то не очень похожи на тех, кто обычно сидит у нас на концертах.

– Ты как-то слишком жестко защищаешь свои музыкальные вкусы, пьянчужка.

– Не пила я ничего, – возразила я. – А сказать хотела лишь то, что это, похоже, не твоя музыка. Сомневаюсь, что ты сможешь назвать хотя бы трех композиторов-классиков.

– А, так, значит, брошен вызов, – чуть издевательски отозвался он. – Я просто обожаю вот этих…

Я вдруг растерялась, не зная, относится ли это к именам музыкантов или к чему-то еще. Тем не менее он очаровательно наморщил лоб (как такое вообще возможно?), пытаясь сосредоточиться.

– Э-м-м… Бетховен, Бах… и… э-э-э…

– Барток, Берлиоз, Бертини, Бизе, Брамс…

– Ух ты! Ты играешь всех на букву «Б», что ли?

– Бред.

– Вот, еще один! – шутливо заметил он. – Ты все воспринимаешь так серьезно, выпивоха?

– А ты все воспринимаешь несерьезно? – парировала я.

– Тут вся штука в равновесии, – ответил Дэвид. – К тому же сегодня праздник. Можно веселиться. Мешай дело с бездельем… – Вторая часть пословицы повисла в воздухе.

– Получишь бакалавра с отличием, – закончила я, невольно выдав свой трехлетний студенческий стаж.

Когда позади нас в артистическом фойе раздался мелодичный звон колокольчика, я с благодарностью воспользовалась этим предлогом, чтобы покинуть спарринг-ринг.

– Мне надо идти, нам пора снова на сцену.

– А когда вы закончите играть?

– Не раньше чем через сорок пять минут, – ответила я, уже поворачиваясь.

Но тут он протянул руку и легонько взял меня за запястье, не давая уйти.

– Приходи к нашему столику, когда закончишь, выпьем по чуть-чуть, – совершенно неожиданно пригласил он меня, кивнув головой в сторону одного из самых шумных сборищ в зале. Я взглянула на столик, от которого он недавно отошел. Большая компания его друзей над чем-то громко хохотала чуть вдалеке от двух парочек, которые столь откровенно демонстрировали свои нежные чувства, что время от времени кто-то выкрикивал: «Отойдем-ка подальше!» Все веселились от души и были одеты в соответствии с обстановкой – в дорогие на вид бальные платья и вечерние костюмы.

Пока я смотрела на них, к столику подошел официант с подносом, на котором громоздились четыре бутылки шампанского. Компания встретила его появление восторженными возгласами. Я впервые за вечер подумала, что Дэвид, возможно, сам был немного навеселе, хотя по его поведению я этого не заметила.

Я покачала головой и осторожно высвободила запястье из его пальцев.

– Извини, нам не разрешают, – соврала я, импровизируя на ходу. – Нам не позволяют общаться с заплатившими за билеты гостями.

– Глядите, прямо диккенсовская чопорность.

– Таковы правила, – пожала я плечами.

Его глаза сверкнули озорным блеском.

– Правила создают, чтобы их нарушать.