— Пришла? — она смотрит на меня злобно, пока здороваюсь, подхожу ближе, — иди отсюда! И папашу своего забери!

— Какого папашу, мам, ты о чем?

— Да вон, приперся! Ходит тут и ходит… — она смотрит куда-то за мою спину.

Оглядываюсь, убеждаясь, что там нет никого, затем снова смотрю на маму.

И столько уверенной злости в ее взгляде, что прямо дрожь продирает. Реально кого-то видит, что ли? Как так может быть?

— Мам, там нет никого…

— Как это, нет? — удивленно переводит она на меня взгляд, — вон, стоит! Что, цветы притащил? Сволочь какая! Все то же, сколько лет прошло, не поменялся… Скот! Бросил меня! Беременную! Скот!

Я понимаю, что мама явно еще больше не в себе, торопливо выскакиваю в коридор, чтоб позвать медсестру.

Маму успокаивают инъекцией, а я снова иду к лечащему врачу, по пути переваривая мамины слова.

Бросил беременную… Значит, те грязные слова, что когда-то сказал отец обо мне, правда? Он не мой отец? Мама была мной беременна, когда замуж за него вышла и ушла в общину?

Мысли эти неприятно холодят кожу. Вся моя жизнь с ног на голову переворачивается… Надеюсь, это просто бред больного человека. Но…

Ставлю себе заметку в памяти, обязательно отыскать хоть какую-то информацию по этой теме, нахожу лечащего врача.

И он меня вообще не радует.

Выясняется, что лечение будет длиться примерно полторы недели еще, и то при условии, что мама не будет отказываться от препаратов. Пока что ее колют принудительно, привязывают к кровати все же, чтоб не навредила себе. Но долго этого делать никто не будет. И держать ее дольше, чем положено, тоже никто не будет.

— А дальше как быть? — спрашиваю я растерянно.

— Ей необходим постоянный досмотр, — объясняет врач, — оформление инвалидности, пенсии и прочее. Конечно, восстановление возможно, но все требует времени, колоссального внимания, постоянного, подчеркиваю, нахождения рядом. И денег, естественно.

Из здания больницы выхожу оглушенной. Вообще не понимающей, что делать дальше.

Уехать я теперь точно не смогу, по крайней мере, пока полностью не устрою маму, не буду уверена, что она получает лечение и досмотр. И оформлять инвалидность… Это как? Что делать?

Приходит в голову мысль, что Тошка тут точно помог бы.

Он многие житейские проблемы на себя брал. И решал.

Я поняла, насколько много его было в моей жизни, только когда съехала от него. В первое время в постоянном стрессе ходила от свалившихся на плечи повседневных задач, на которые уходило огромное количество денег.

А деньги мне давал Тошка.

Потом я вышла на работу, но он все равно давал деньги. И я знала, что он все мои траты видит. И, если я что-то не успевала, забывала, например, то он меня подхватывал. Оплачивал коммуналку, когда я забывала снять показания счетчика, обновлял счет на карте для метро, на телефоне, и так далее.

Сейчас я все уже делаю сама, научилась и привыкла. И деньги от него не принимаю уже год почти.

И это его, кстати, бесит.

Он искренне считает, что я плохо живу, плохо питаюсь, и в последнюю нашу встречу долго смотрел на мои короткие волосы и молчал.

А потом спросил:

— Зачем?

Я отговорилась тем, что надоели волосы, что-то легкомысленно болтала… Ну не рассказывать же ему, что волосы я обстригла сама, ночью, проснувшись от жуткого кошмара, что меня утягивают на дно водороли, обмотавшиеся вокруг шеи. И душат.

Я вскочила, задыхаясь от ужаса, кинулась в ванную комнату и обстригла волосы.

А потом долго смотрела на себя в зеркало, удивляясь обнажившейся тонкой шее, ставшим еще больше и глубже глазам и невероятной легкости в голове.