– А его хозяин где?

– Его хозяйка… пока не может за ним ухаживать, сама…. в общем, не может.

– Ахилл, давай дружить? – Вика гладит его лапку, Ахилл смотрит на нее подозрительно и лапу прячет под грудь.

– Ну, царь, не меньше. Вы посмотрите, Юрий Александрович, у него взгляд, будто мы тут его слуги.

– Будь с ним осторожна, – я вспоминаю, как он все время мешал мне Сашу целовать, – мне кажется, он понимает больше, чем может сказать. Сама же говоришь, царь, – продолжаю, – не гневи государя, холопка, иди, разбери чемодан, там его миски, лоток, воды чистой налей из фильтра. И гречки ему свари, только немного. Он на диетпитании.

– Будет сделано, царь батюшка, – Вика кланяется ему. Ахилл смотрит на нее свысока. Дает свое согласие.

Я принимаю душ, переодеваюсь. Когда возвращаюсь, чтобы проверить Ахилла, тот спит на спине, развалившись на половине дивана. Как Саша с ним справляется, такая тушка лохматая.

Я делаю снимок и отсылаю Саше.

Юра: “Барин отдыхает”

Саша: “Как проснется, позвони мне”

Ставлю сердечко на ее сообщение.

– Вик, у нас поесть что-то найдется? – иду на кухню.

– Остался греческий салат, могу яйцо вам пожарить. – Вика за столом в ноутбуке что-то пишет.

– Я сам. Как твой диплом?

– Пишу, завтра иду в архив. Все помню, как там задержаться тоже придумала.

– Аккуратней будь.

Достаю яйца и салат.

– Да я там, как своя, со всеми подружилась. Мне даже предложили остаться у них. Там место освобождается скоро.

– Что думаешь?

– А вы что думаете?

– Я только за, но риски ты сама знаешь.

– Пфф… Без рисков скучно. Да и вы правы во многом. Я сопоставляю все, что вы рассказывали, так и есть. Надо навести там порядок.

Делаю себе яичницу, а хочется представлять, что это Саша мне делает. Я бы сейчас подошел, обнял сзади и если бы не живот, может, и ужин не понадобился бы.

Трое… Я не представляю, как с одним можно все успеть, а тут трое. И Саша одна. Вопрос с отцом ребенка открыт. С Саней точно никто не живет. Если ей нужна помощь, она обращается или к моим друзьям, или ко мне. Больше нет никого и признаков его нет, но он же есть. Дети не берутся из ниоткуда.

Не хочется и лезть в ее жизнь, потому что там каждый раз каменная стена – и ни одного окошка, чтобы заглянуть и узнать, что по ту сторону. Спросить у кого-то, тоже самое, что собирать сплетни. Раз сама не говорит, значит, считает, что всем лучше не знать.

– Ой, смотрите, кто пришел. – Я оборачиваюсь на дверь, там появляется Ахилл и нюхает свои пустые миски.

– Больной проснулся, держи гречку, – накладываю ему ложку в миску.

Нюхает, смеряет меня взглядом. Если бы мог, то покрутил у виска. Пьет только воду.

– Врач сказал, есть гречку, Ахилл. Ты болеешь.

Накладываю себе яичницу, салат, отрезаю ветчины, сажусь за стол. Ахилл обнюхивает все, изучает. Вика за ним с любопытством наблюдает.

– Он такой важный и громадный. Как мешок.

– Красивый же.

– Красивый, как царь.

Накалываю ветчину и несу в рот. Только чувствую, как кто-то трогает за ногу и аккуратно цепляет кожу коготками. Ахилл смотрит на кусок мяса и гипнотизирует меня.

– У тебя диета, нельзя, Ахилл.

– Вы же понимаете, что он не будет есть гречку.

– Проголодается - съест.

Ахилл садится напротив нас и смотрит. Взывает к совести.

– Может, чуть-чуть?

– Нельзя, Вик, видишь, он больной?

– Да нормальный он, прихворнул чуток, но когда мне плохо, я, наоборот, от вкусняшек оживаю. Могу полбанки сгущенки умять, и легче становится. Жизнь снова играет красками, а мне эти бульончики куриные пихают.

– Может, тебе курицы сварить? – смотрю на кота. Что он ответит…