– Мне и Аллочку под опеку взять? – насмешливо спросила Ева.

– О, это было бы чудесно! – не уловил ее настроения граф. – В вас столько шарма, а Аллочка, что уж греха таить, подать себя совсем не умеет… Да и перед мужчинами робеет. Но если бы за нее взялась такая женщина, как вы…

– Двое подопечных, это как-то слишком. Вам не кажется?

– Отнюдь. Вы возьмете под одно крыло Аллу, под второе Женю…

– И подтолкну их друг к другу?

– Какая же вы умница, Ева! – чуть не захлебнулся восторгом Бестужев. – Я бы даже сказал, уникум. Вы словно мои мысли прочитали… – Граф так крепко ухватил Еву за локоть, что она поморщилась. – Так что, вы согласны?

– Я подумаю… – ответила она туманно и поспешила высвободиться из цепких, похожих на птичьи, лапок предводителя дворянства. – А теперь пойдемте знакомиться с моим родственником. Теперь уже мне не терпится.

Лакей, в подобающем случаю камзоле, распахнул перед Евой двери в зал. Парадную залу Дворянского собрания украшали гирлянды из флажков. На миниатюрных кусочках ткани множился герб рода Анненковых. Щит из четырех частей, верхняя левая – красная, на ней пробитое копьем сердце. Редкий символ, именно по этой детали Ева и узнала герб своих предков. Остальная символика: звезды, кресты, птицы, попадалась и на многих других гербах.

Вообще-то Ева ветвью Анненковых интересовалась мало. Шаховские были ей ближе. Однако перед приемом освежила скудные знания посредством Интернета. Вспомнила, что декабрист Анненков был отправлен в Сибирь в кандалах. Три года провел в остроге, потом отправился на поселение, пока ему, по ходатайству матери, не разрешили поступить на гражданскую службу. В Сибири Иван Александрович провел тридцать лет. Но в Петербург так и не вернулся – власти не пустили. Как и в Москву. Семья осела в N-ске, где Анненков был выбран уездным предводителем дворянства. В N-ске же Иван Александрович умер и был похоронен.

– Ева, приготовьтесь, – услышала она нервный шепот Бестужева. – Перед вами Евгений, и мы направляемся к нему.

Княжна Шаховская тут же собралась. Будто супергероиня перед атакой, активизировала свои сверхспособности. Как-то: шарм, сексуальность, кошачью грацию, магнетический взгляд… Один из ее бывших любовников говорил, что, включая режим атаки на мужчин, она даже несколько иной запах источает, более призывный и дурманящий.

– Дорогой Евгений, разрешите познакомить вас… – застрекотал предводитель, кидаясь к Анненкову.

Ева осталась на месте, чтобы на расстоянии рассмотреть парижского гостя.

Довольно высокий, крепко сбитый, но не толстый. Белокожий и румяный. Большие карие глаза и каштановые кудри, спускающиеся на лоб. На аккуратном носике редкие веснушки. Хорошенький, отметила Ева. Но совсем не в ее вкусе. Похож на плюшевого медвежонка. И выглядит года на двадцать три. У Евы были любовники и такого возраста, но в них была мачистость. А Евгений – это одна сплошная мимимишность. Такого не в койку тащить хочется, а щекотать, гладить по пузику и умиляться.

И все же Ева не была разочарована. Такого увальня легче будет очаровать, а именно это она и намеревалась сделать. Не Аллочке же прыщавой его отдавать!

Бестужев познакомил родственников. Евгений поцеловал Еве руку. Она одарила его многообещающим взглядом. Он зарделся.

– Не выпить ли нам шампанского? – проворковала Ева.

– С удовольствием, – ответил Евгений с мягким акцентом.

И они, позабыв о предводителе, направились к бару.

Она пыталась не плакать, провожая детей до машины. Но глаза все равно были на мокром месте. Свекровь это заметила и ободряюще похлопала по руке.