Квартира у Юры уже была к тому моменту полностью убитая. Мать-то к нему не ездила, далеко, а сам он не мог ничего. Ни пола было, ни стенок, все в санузле раскурочено, унитаз на боку.

Называется, купи сыну квартиру, ни сына ни квартиры. Но мама с ним измаялась, вырос второй отец. Руку на нее поднимал.

И тот хозяин ларька говорил, что типа Юра хотел этими деньгами за квартиру выиграть в какую-то биржу. Ну дурак и есть дурак, царствие небесное.

И никаких денег в квартире не осталось. Этот хозяин ларька и столкнул его вниз, конечно. Хотя зачем, все документы были уже в порядке.

Мать была не в себе, чтобы понимать, что произошло, а Галина прилетела хоронить с Анджелкой под мышкой, братнину нищету перерыла, разнесла все по ниточкам, ничего.

И задумалась, а не убили ли Юру за его деньги. Ни копеечки ведь не осталось. Но квартира, когда дознаватель пришел, была закрыта изнутри на цепочку, ее вскрывали, а верхние и нижние балконы жильцы давно застеклили, и ни снизу ни сверху хода к Юре по балконам не было.

Но теперешние люди, они за деньги альпинистов с крыши спустят, у Юры ведь балкон незастекленный был, те пьяного-сонного через перила скинут, деньги возьмут, цепочку навесят, и их обратно вздернут, все дела.

Галина осталась сидеть с мамой, та скончалась через две недели в полном маразме.

Галина, еще пока мать дышала, собралась с силами и попросила ее узнать у Юры на том свете, куда он девал деньги. «А потом ты мне приснись», – сказала Галина.

Услышала ли ее мама, непонятно, но с тех пор Галина, вернувшись в Монтегаску, все свои сны рассказывала Коле за завтраком, не найдет ли он какого-то намека.

Коля всегда жевал долго как телок, а тут вообще ел, глаза уперши в тарелку, и ни разу не заметил ничего подозрительного.

– Ну вот, слушай. Я расскажу тебе мой сон. Вот приснится такое, что не поймешь, о чем. Ну и вот. Типа иду я по земле, а она такая черная, типа как угли, и горячая. А там лестница вверх. И мама на этой лестнице типа стоит. Я к ней хочу подняться, земля горячая, жжет ноги. Представляешь, а тучи такие типа низко-низко. Тоже черно-серые, как пепел. И давят. Дышать нечем. И мама поднимается по лестнице, а там, наверху, отец с топором, представляешь? Я ногу так на ступеньку, а ступенька эта, представляешь, раскаленная! Как мама на ней стоит? Мама, мама, спускайся ко мне. Смотрю, а она там не стоит, а типа плавает. Ноги до ступенек не достают. И я задыхаюсь. А тут все пропало, я лежу, а у меня на лице одеяло. Ночью жарко было.

Коля помычал что-то. Он ел.

– Я хочу, чтобы меня понимали в личной жизни, – сказала Галина и наконец, после долгих месяцев, смогла расслабиться и разревелась от души.

Коля опять мэ, мэ. Телок.

Полтора месяца не было Галины и Анджелки, он вообще, что ли, отвык, и то, что жена сделала пластическую операцию по уменьшению груди, с восьмого на четвертый, и липо-как-са-цию, липо-кас-сацию, как ее там, живота, он не заметил.

А Галина, кстати, сильно сэкономила, в Туле это во сто раз дешевле, даже с Москвы к ним ездиют.

Но мужу такое не расскажешь, если он вообще ничего не понял. Долго типа объяснять такому.

Галина еще в городе у себя познакомилась с женщиной – похоронным агентом. Ну два гроба вынесла же за месяц.

И та женщина ей понравилась, Галина, как только мать скончалась, второй раз уже другому агенту даже не открыла, он сразу в дверь стал рваться после отъезда скорой помощи. Позвонила той Венере.

Венера мигом приехала, посидели-выпили, и та ей открыла секрет, что у них свой человек дежурит сутками на прослушивании радиосвязи скорой помощи. И как только поступает сигнал от скорой в милицию о смерти, они обязаны им первым сообщать, там же и адрес они передают, то этот связной звонит агенту, ночь-не-ночь, с адресом и фамилией, и агент быстро едет по адресу и звонит в дверь первым. Еще до ментов. Пока эти растелепываются, уже наш человек в дверь. Примите сердечные соболезнования, Иван Петрович скончался, я помогу вам. Бывает и ночью, люди еще не пришли в себя, все подпишут.