«Когда же она превратилась из этой жизнерадостной девушки в черствую и вечно злую тетку? Кто ее сломал? Отец? Или я?».

Женя посмотрела на себя в зеркало шкафа. Всклокоченные волосы, синяки под глазами, рваная майка, заляпанная кофе, выпирающие ключицы, костлявые руки.

«А в кого превратилась тогда я? Даже слова не подобрать».

Ей стало настолько противно собственное отражение, что она отвернулась и пошла в ванную. Умылась, сделала аккуратный хвостик, надела чистую футболку и вернулась к семейному архиву.

Листая старую записную книжку, исписанную бабушкиным каллиграфическим почерком, наткнулась на городской номер со своей фамилией и непонятным кодом города. Проверила в интернете – Минск. Сердце бешено заколотилось. В свидетельстве о рождении был прописан он же.

«Не может быть, чтобы он до сих пор жил там. Так не бывает. Да и кто в наше время пользуется городскими телефонами? Наверняка давно отключили», – думала Женя, лихорадочно набирая цифры на смартфоне.

Длинные гудки. В горле пересохло.

– Алло.

– Алексей Юрьевич?

– Да, а Вы кто?

– Евгения Алексеевна. Калашникова.

На том конце трубки повисла напряженная тишина. Казалось, что человека, держащего в руке телефон за тысячу километров от города N, контузило. Оглушило. Отбросило взрывной волной почти на три десятилетия назад.

– Женя?

– Да, это я, твоя дочь.

– Как ты меня нашла? – голос дрожал, как у ребенка, готового вот-вот заплакать.

– У бабушки был записан телефон. Позвонила наудачу. Оказывается ты никуда не переехал за эти годы.

– Как она?

– Умерла.

– Мне очень жаль, правда. А мама? С ней все в порядке?

– Да.

– Хорошо. Давай я тебе перезвоню утром, на работу нужно бежать, в ночную смену сегодня, скажи свой номер, завтра наберу.

Когда на экране высветилась надпись «вызов завершен», Женя попыталась осознать произошедшее. Столько лет она представляла этот разговор. Думала, что он будет извиняться, корить себя, молить о встрече, а тут вдруг «перезвоню». Казалось, что ей вскрыли грудную клетку, сделав длинный разрез скальпелем ровно посередине, распилили ребра, раздвинули их, харкнули в самую глубь, куда-то между сердцем и легкими, а потом закрыли все это безобразие, небрежно скрепив степлером. Живи теперь как хочешь с этим. Или не живи, выбор за тобой.

У старых грехов длинные тени.

Агата Кристи

Алексею было всего сорок семь лет, но выглядел он гораздо старше. Редеющие волосы, седая щетина, двойной подбородок, мешки под уставшими прозрачными глазами, в которых долгие годы плескалась водка. Ни на какую работу он в тот день не собирался. Уволили еще две недели назад, уснул на дежурстве, а в это время со склада, который он охранял, вынесли дюжину коробок с бытовой техникой. В итоге не только лишился зарплаты за прошлый месяц, но еще и должен остался.

Когда позвонила дочь, его дочь, которую он не видел двадцать шесть лет, казалось, что небеса разверзлись. Этот голос. Его невозможно было не узнать. Голос ее матери. Вихрь воспоминаний ударил в солнечное сплетение.

Им по семнадцать. Белорусский государственный университет. Поцелуи в трамвае. Восемнадцать. Она в белом платье. «Объявляю вас мужем и женой». Ира уже на пятом месяце. Окна роддома. Так отмечал, что проснулся в обезьяннике. Сколько раз она его оттуда вытаскивала. Двадцать один. «Ты мне всю жизнь загубил!». Чуть не задушил. Ушла. Сбежала, прихватив только ребенка.

Картинки сменяли друг друга за доли секунды. В груди жгло адским огнем. Он ведь хотел ее найти, хотел отчаянно, но так же отчаянно боялся. Не простит, не примет, никогда.