Но должна отдать ей должное: она быстро взяла себя к руки и выдавила в ответ приветливую улыбку. 

— Давно не виделись, Лер. Не знала, что ты замуж вышла, а потом ещё и развелась. 

Если знать ее хорошо, то можно расслышать язвительные нотки и издевку в мелодичном девичьем голосе.  

— Ладно, не буду вам мешать, — скромно потупила она глазки. А потом стрельнула в сторону Леонова хитрым взглядом. — Давид, приходи как всегда. Я буду ждать тебя, только предупреди заранее, на сколько останешься у нас. 

И, перекинув через плечо густую косу, она упорхнула на улицу из моего дома. 

— У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда вместе со своими пирожками, — поворачиваюсь к Давиду. Отчего-то на фоне нежной нимфы Кати чувствую себя настоящей горгульей. 

Давида, кажется, смешат мои слова. Пакет с пирожками отправляется на стол, Давид открывает рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент на веранде вновь появляется улыбчивая Катя.

Чтоб ее!

– Совсем забыла тебя поблагодарить за стулья и парты для школы. Мы несколько лет пытались выбить их. Спасибо, Давид! Мои первоклашки будут счастливы, – щебечет она, и взгляд такой преданный, полный восхищения.

– Не меня стоит благодарить, Кать, – ровно отвечает он, возвращая ей свое внимание. – Благотворительный взнос сделала компания моего брата.

– Но я ведь знаю, кто этому поспособствовал, – подмигивает она. – Еще раз спасибо. Я убежала.

Я бросаю на него красноречивый взгляд. Прикусываю изнутри губу, чтобы не наговорить лишнего. Мы молча застыли друг напротив друга, воздух наэлектризовался от напряжения между нами. 

– За домом дерево упало, его нужно убрать. И несколько черепиц с крыши ветром сорвало. — Он прячет руки в карманах, разминает шею. 

У меня ощущение, словно он придумывает причины, по которым сможет задержаться еще ненадолго рядом со мной.  

– Через неделю сделаешь   все. Когда меня здесь не будет. А сейчас я хотела бы побыть одна, — прочищая горло, произношу я уже более спокойным тоном.

– Все равно пока не проехать через мост. Я там уже был утром. До вечера придётся подождать, чтобы подсохло, иначе машина застрянет.

– У Кати пережди, – зло бросаю я.

– Это проявление ревности, что ли? – Его бровь насмешливо выгибается.

Я давлюсь от такой наглости.

– Да мне все равно, чем вы там с ней занимаетесь, хоть целую футбольную команду себе заделайте. Я приехала сюда, чтобы в тишине побыть. А ты мешаешь.

– Я тихо буду. Ты меня даже не заметишь.

– Ты издеваешься надо мной?

– Серьезно, Лер, остынь, — в его голосе такая усталость слышится, словно он все это время нёс на себе неподъемный груз. — Я все прекрасно понимаю, как и то, что тебе рядом со мной неприятно находиться. Я сделаю свои дела и уеду. Завтрак на плите, если ты голодна.

– С каких это пор ты таким заботливым стал?

Давид не отвечает. Покидает дом и скрывается за углом. Через несколько минут слышен звук бензопилы. Почему он здесь вообще хозяйничает?

Я взяла из холодильника привезенный мною йогурт и села за стол. Омлет и салат, что приготовил Давид, остались нетронутыми.  

Я откинулась на спинку стула и достала из кармана телефон. Проверила почту, ответила на сообщения, Убедилась, что агент перечислил мне деньги на банковский счет. А потом увидела, что мне поступил новый заказ.

Какой-то бизнесмен с кучей бабла просит меня  нарисовать  его – цитирую: «…пристойный портрет на день рождения бабушки. Знаю, вы специализируетесь немного на другом, возможно, подруги моей бабушки и оценили бы ваш талант отражать настолько тонко мужскую сущность, но самой бабушке это вряд ли понравилось бы.  Буду рад, если вы согласитесь поработать вместе. Об оплате не волнуйтесь, можете запрашивать любую сумму».