Гурьев спал. Ему снился неизвестный объект, который на своей «ауди» вдруг резко ломанул поперек движения по Кронверкской улице. Гурьев двинулся за ним следом и моментально себя раскрыл. Ч-черт! Надо же было в обход, по Пушкарской!..

В одной машине с Нестеровым, Гурьевым и Ляминым находился еще один боец невидимого фронта – Паша Козырев. Паша стажировался на оперативного водителя, и Гурьев официально числился у него в наставниках, за что ежемесячно получал надбавку в триста целковых. В принципе, человеку, стажирующемуся на водителя, топтаться в смене абсолютно незачем – его дело постигать азы оперативного вождения да матчасть в гараже изучать. Однако народу в отделе катастрофически не хватало, и поэтому Козыреву пришлось собственным телом прикрыть вакантную брешь, образовавшуюся в сменном наряде Нестерова. А именно: пропустив теорию, благо водительский опыт у Паши к тому времени уже имелся (два года за баранкой погранцового уазика – это вам не кот начихал), сразу же перескочить к практике. О чем, кстати, Козырев впоследствии ни разу не пожалел. Работать в экипаже с Нестеровым и Гурьевым было безумно интересно. Вот, например, за неполный месяц работы он узнал о наружке столько, сколько не знает среднестатистический опер-двухлеток, аттестованный на должность старшего грузчика. Правда, Гурьев, поставивший перед собой задачу сделать из Паши первоклассного оперативного водителя, шпынял его все это время нещадно. Доставалось Козыреву и от Нестерова, причем много чаще, чем тому же Лямке, хотя у Вани проколы случались едва ли не каждый день. Но Ваня Лямин был из той породы людей, на которых невозможно долго сердиться или обижаться. Потому как все равно не в коня корм. Он постигал этот мир исключительно методом проб и ошибок. Причем обязательно собственных.

Паша Козырев и Ваня Лямин стали полноправными сотрудниками наружки совсем недавно. Они были почти ровесники (каких-то полтора года разницы в пользу Козырева), но на этом их сходство заканчивалось, а дальше начинались различия. И различия принципиальные. К примеру, там, где Лямин постоянно радовался и улыбался, Козырев лишь иронично всматривался. Где Лямин шагал бодро, там Козырев ступал внимательно и осторожно. Козыреву для того, чтобы получить звание лейтенанта милиции, пришлось после армии два года отсидеть в Стрелке.[10] Ване же Лямину для младшего лейтёхи хватило лишь пятимесячных курсов, на которые он поступил после окончания геодезического техникума. Приехавший в Питер из Костромы Лямин жил с бабушкой в хорошей двухкомнатной квартире в Озерках и ежемесячно получал от родителей энную сумму, падавшую на карточку VISA. А коренной питерец Козырев снимал комнату в коммунальной квартире на Лиговском проспекте, на что уходила почти вся зарплата, и устройство банкомата представлял лишь в общих чертах. Словом, как говорили идеологи застойных лет: два мира – два детства!

Помимо Козырева в огромной квартире проживали еще тринадцать человек. Впрочем, возможно даже и больше – несмотря на то что Паша теперь считался разведчиком, он все никак не мог запомнить в лицо каждого из соседей. Тем более что и встречался он с ними не часто. Козырев не был ни ярко выраженной «совой», ни «жаворонком», а вел иной, «смешанный», а потому не совпадающий с другими образ жизни. Во всей стодвадцатипятиметровой квартире был всего лишь один человек, к которому Паша относился с благоговейным уважением и с каким-то особым, можно даже сказать сыновним, чувством. В отличие от временщика Козырева Людмила Васильевна Михалева была местным аборигеном и всю свою сознательную жизнь прожила здесь, в небольшой комнатушке с окнами, выходящими в окна напротив (вторая дверь слева по коридору, дальняя правая конфорка на плите, что у окна, звонить три раза). Несмотря на разницу в возрасте почти в сорок лет, Паша Козырев и кандидат исторических наук, директор музея политического сыска, что на улице Гороховой, Михалева очень быстро нашли общий язык и сумели подружиться, что для нашего времени, возможно, кому-то и покажется дико странным.