Зато Ваша тачка всегда, как лялька… Лялька!.. Ведьма мелкая! И здесь пролезла!
Я знал, что разговор будет непростым. Его Высокопреосвященство Сергий Тверской, а в миру Стас Бочкин, когда-то был близким другом моего отца. Потом жизнь их разбросала на долгие годы, а когда дядя Стас случайно встретил мою маму, отца уже не было на этом свете почти десять лет. Погоревали вместе, и в итоге я оказался в воскресной школе. На самом деле, там было очень интересно и познавательно. И к двенадцати годам я твёрдо решил, что буду священником.
К слову, до этого, я долго мечтал стать киллером, пугая до чёртиков бедную мамочку. Возможно, именно поэтому я и оказался под опекой дяди Стаса, тогда ещё Его Высокопреподобия архимандрита Сергия. Бог его знает, чего он подался в монашество. Судя по тому, как он смотрел на мою маму, обет мужику давался нелегко.
Впрочем, спонтанное желание посвятить себя служению Господу никак не уменьшило моей любви к автомобилям. С возрастом любовь крепчала и переросла в страсть и даже в зависимость. И это был не только адреналин… Входя в ремонтный бокс или гараж, я словно попадал в другой мир. Это не было вынужденной работой ради хлеба насущного – это был упоительный релакс. Подрабатывать я начал ещё с тринадцати лет. Мужики на моей первой маленькой СТО быстро смекнули, что помощь от меня существенная, а деньги меня радовали даже очень небольшие. К счастью, я быстро научился оценивать свой труд по достоинству и со служением Господу крепко завязал.
А развязал после смерти мамы. Меня душили ненависть и злоба, ища выход. Зло победило добро, раздавило безжалостно, и все зачатки гуманности во мне сгорели в одно мгновение. И быть бы мне киллером, как мечтал в детстве, но, похоже, я родился неудачником. Пистолет, добытый мной, оказался не боевым, а травматическим, а мой враг остался не только цел и невредим, а ещё и решил благодетелем заделаться. Баев, сука, – ненавижу!
Я долго нарывался, ходя по краю, но вместо срока в тюрьме получил срок в армии. Впрочем, как оказалось, это было на пользу. Сперва мне, озверевшему, приходилось несладко, но зато мозги поправились. Их малость отбили, но они встряхнулись и на место встали. И по возвращении я не бросился мстить, хотя ненависть во мне не утихла. Искушение по-прежнему было слишком велико, но я подался в храм. Молился. Долго… откровенно… Сгоряча на постриг даже решился. Спасибо доброму Владыке Бочкину – отговорил. Просил подумать, послужить, в себе разобраться… А потом подбил на академию.
Не знаю, что меня подвигло согласиться – Богу так было угодно или звёзды сошлись криво, но в тот год я не прошёл на бюджет в автодорожный и стал, прости господи, семинаристом. Но… не моё!
– Так, всё, Роман, считай, что я ничего не слышал, а ты не нёс весь этот бред.
Ух, Владыка, что за тон!
– Я грешен, – покаянно опускаю голову, пряча улыбку.
Знаю, что придурок, потому и не место мне тут – среди… Откровенно говоря, в большинстве своём ещё больших придурков, чем я. Но я хотя бы признаю, а главное, осознаю, что реально не достоин.
– Молись, сын мой! Христос нам всем даёт надежду на спасение. Покайся…
– Да толку-то?! – перебиваю ректора, отчего тот багровеет, а я спешу с проповедью. – Причина зла, Владыка, тоже грех… – Я вовремя затыкаюсь и каюсь, глядя в мудрые глаза. – Простите. Ну, люблю я женщин! Часто… Разных…
– Все мы не без греха… – пространно бормочет ректор, уставившись в окно, и тяжело вздыхает. – Да поможет тебе Господь всегда искать у него прощения…
***
– Здорово, Тёмный! Чего приезжал, соскучился? – скалится третьекурсник Витёк. – Помочь не желаешь? А потом по пивку.