– А вы всегда сами правите лошадью? – полюбопытствовала я, легко спрыгивая с “эгоистки”.

– Всегда, – удивленно взглянул на меня Пиляев, достав из-под сидения медицинский саквояж. – А как иначе?

– Вам кучер нужен. Вон сколько ехали, устали, верно?

– Я привык.

– И все же не пристало, чтобы у лекаря дрожали руки.

Пиляев выразительно закатил глаза, но сдержался. Пробормотал только:

– Какое ценное замечание. И что бы я делал без ваших советов?

Это он мягко. Мне следует держать язык за зубами, иначе могу и подзатыльник схлопотать. Забыла, что теперь я мальчик. А мальчикам спускают куда меньше.

Пиляев зашел в дом, а я осталась топтаться у крыльца. Храбрость меня покинула. Что я скажу Долохову? Как докажу, что чего-то стою?

– Эй, малый, – окликнул меня бородатый мужик, распрягающий лошадь Пиляева. – Ты вообще чей?

– Свой собственный, – прикусила я губу и спрятала руки в карманах. – Хотел с Долоховым поговорить, на работу к нему проситься.

– Так чего ворон считаешь? В дом зайди. Или ты думаешь, что Казимир Федотович тебе навстречу выйти должен?

Что ж, поддержка конюха (или кто он там) меня немного успокоила. Каков хозяин, таковы и домочадцы. В шею не погнали, не обругали – и это о многом говорит. Значит, к людям здесь ласково относятся, без чванства.

Поднялась на крыльцо медленно, все еще нерешительно. Постучала в дверь. Постояла, раскачиваясь с пятки на носок. Ой, зря я сюда явилась. Сейчас меня прогонят взашей.

Неожиданно дверь распахнулась, и передо мной предстала высокая и очень красивая девушка. Как принцесса из сказки. Синие глаза, нежный румянец, золотые локоны. Мне никогда не стать такой. Будь я столь красива, то вышла бы удачно замуж и решила бы разом все проблемы. Впрочем, судя по белому в желтую полоску платью с кружевным воротничком и жемчужными пуговками, особых проблем у девушки не было. Во всяком случае, финансовых.

Однако я даже не удивлена, что у самого богатого человека на Юге такая супруга. Он может позволить себе все самое лучшее.

– Мальчик, тебе чего? – ангельским голосом пропело неземное создание. – На нищего ты не похож, на голодающего тоже. Зачем пришел?

– Работу ищу, – сглотнула я, тараща глаза на брошку возле кружевного воротничка. Там что, настоящие бриллианты? Ну конечно, настоящие. Вряд ли жена Долохова дома носит поддельные.

– А, садовником? Мы искали садовника, – кивнула красавица, чуточку покраснев. – Но уже осень. Приходи весной.

– Нет, я… к Казимиру Федоровичу. Художником хотел, – и, опасаясь, что она захлопнет передо мной дверь, зачастила: – Я на фабрику ходил, но меня не пустили, сказали, мал еще, а мне уже пятнадцать. Рисовать умею, учился с детства в Большеграде, правда, умею, мне учителя говорили, что у меня талант. Не смотрите, что я ростом не вышел, художникам ведь не нужна сила, чтобы кисти держать…

– Не тараторь! – строго сказала девушка. – Я поняла. Проходи в дом, только обувь сними и оставь на крыльце. Сейчас брат освободится и поговорит с тобой.

Брат? Однако! Долохов же – старик! Ему сорок, а то и больше. Молодую жену рядом с ним представить не трудно, а сестра никак не может быть столь молода. Разве что сводная. Впрочем, какое мое дело? Я уже и так лишнего наболтала. Нужно было строго по делу, а я от волнения…

– Сюда садись, на диван.

К моему удивлению, меня провели в гостиную, а не оставили топтаться в прихожей, как следовало сделать. Если всяких проходимцев в дом пускать, то можно и на разбойника напороться – я так полагаю. И вообще, в таком доме стоит завести дворецкого, чтобы двери открывал. А самой хозяйке негоже на крыльцо выходить даже.