— Дом твоих родителей? — ошарашенно спрашиваю. — Ты… ты меня к ним привез?

— Нет, — он довольно смеется, — не совсем к ним. Сейчас все увидишь.

На улице Максим приобнимает меня за плечи и начинает рассказывать.

— Я был очень увлекающимся ребенком. Знаешь, что это означает?

— Все что угодно. — Невольно улыбаюсь, глядя в его ярко-зеленые смеющиеся глаза. — Но я думаю, ты пытался подчинить все вокруг своим увлечениям.

— А ты проницательна. Я доставлял массу хлопот предкам, обои меняли в квартире по два раза в году, знаешь, тогда для родителей это было накладно.

— Ну потом-то ты вырос?

— Однажды я захотел расписать потолок, чистой воды эксперимент.

Он замолкает, сосредоточенно ищет в кармане куртки ключи, а потом открывает дверь в подъезд.

— Так куда мы идем, если не к твоим родителям?

— Как отцу это удалось провернуть, я никогда не спрашивал, хотя догадываюсь. Но документы в порядке. Лично проверял.

— Какие документы? — Мне любопытно, и я не сразу замечаю, что Максим нажимает на последнюю кнопку в лифте.

— Сейчас увидишь.

На последнем этаже всего четыре квартиры и… лестница наверх.

— Ты шутишь? — Перехватываю его взгляд. — Серьезно? Ты меня привел на крышу?

— Не совсем. Это мансарда, Марина. Место, где я провел свои лучшие годы. Ну, я так считал до недавнего времени.

В нос сразу ударяет запах свежей краски, как же это знакомо! А пространство довольно большое и, главное, светлое.

— Я еще не до конца все разобрал, — раздается довольный голос за спиной. — Но вчера грузовик пригнал, чтобы выбросить старье, правда кое-что осталось. На неделе ребята сделают небольшой ремонт. И здесь снова можно будет жить!

— Целый грузовик? — Я боязливо ступаю по деревянному полу, даже не пойму, какого он цвета.

— Вот его рука не поднялась выбросить. — Максим показывает на деревянный шкаф в углу мансарды, даже отсюда видно, что он расписан вручную. — Но это пока. Снимай куртку, здесь тепло.

— Настоящая мастерская художника! — Я не могу скрыть восхищения, жадно впитываю в себя мельчайшие детали пространства. — Всегда о таком мечтала… а мольберт! Максим, такие уже не делают, ему вообще сколько лет?

— Очень много.

Он довольно улыбается. Стоит, прислонившись к косяку двери, наблюдает за мной и улыбается. А я смущаюсь. Вот так оказаться с ним наедине, на его территории...

— Ты начал писать…

Потрясающая техника, еле сдерживаю себя, чтобы не коснуться дрожащими пальцами холста. Я смотрю на дождь, размытый тонкий силуэт и вспоминаю, как мы шли с ним под дождем в день нашего знакомства. День, который я навсегда сохраню в своей памяти, что бы ни произошло.

— Ты очень талантлив.

— Нравится? — спрашивает и, не ожидая моего очевидного ответа, продолжает: — Здесь беспорядок. Извини.

— Я люблю беспорядок. Особенно творческий. Так, значит, здесь ты…

— Мое убежище, но я очень давно сюда не приходил. Родители практически отселили меня, когда я был подростком. Перевели это помещение в жилой фонд, не сразу, конечно, но это детали. А сейчас я понял, что пора вернуться. Кофе хочешь?

— Да, спасибо. 

— Располагайся, я сейчас.

— Можно посмотреть?

— Все, что хочешь.

Здесь есть на что взглянуть — к счастью для меня, он не все успел выбросить. Я радуюсь, что еще успею хоть немножко окунуться в его прошлое. Понять, какой он. Точно не такой, каким мне показался сначала.

— Капучино?

— Давай!

Опускаюсь на корточки рядом со шкафом, на полу высокой стопкой сложены какие-то коробки, бумаги, я вижу старые акварельные краски, но мое внимание привлекают не они. Черно-серая квадратная коробка при ближайшем рассмотрении оказывается шахматной доской. Стираю рукой пыль, и перед глазами появляются четкие, категоричные черные и белые клетки.