«Да, все верно. Она вчера была со мной в моем кабинете. В защиту этой «хорошей девочки» могу сказать лишь то, что была только со мной, про других не знаю, поэтому можешь списать на внезапную «сногсшибательную любовь». Если вдруг она сегодня и в тебя «влюбится» - не отказывайся, горячий вечерок, считай, гарантирован», - и смеющиеся смайлики.

Влад зло отбросил телефон, чем встревожил коллегу, но даже не заметил этого, буравя взглядом длинноволосую девушку.

«Надо же так меня развести. Скромная одежда, ни макияжа, ни маникюра и взгляд такой серьезный без намека на кокетство. Никогда бы не подумал, что это лишь маска, а за ней – расчетливая девка. А ведь она мне понравилась, от этого еще более гадко. С такими актерскими способностями в театральный надо было идти, а не сюда поступать».

Она не замечала его злого взгляда - готовилась к экзамену.

В это время в аудиторию вошла еще одна девушка, в узкой юбке и полупрозрачной блузке, не к месту ярко накрашенная. Секретарь приемной комиссии приняла у нее документы и вписала в список присутствующих.

- Еще одна Дарья Кузнецова. Ну что ж, с такой распространённой фамилией это не удивительно. Помню, в один год одновременно поступало девять Петровых, – негромко сказала женщина.

Владислав Олегович ее не услышал, он был слишком занят своим раздражением, направленным на ничего не подозревавшую девушку.

3. Глава 3.

Даша влюбилась впервые в своей жизни. И, на свое несчастье, не в ровесника или хотя бы старшекурсника – она до головокружения, до дрожи в коленках влюбилась в своего преподавателя.

Владислав Олегович с первой минуты как вошел в аудиторию, покорил ее. Она никогда не встречала таких мужчин – убийственное сочетание мужской красоты и ума.  Она даже дышать забывала, когда он увлеченно рассказывал о событиях прошлого. Даша и не подозревала раньше, что она, оказывается, обожает историю.

А дома не могла заставить себя перестать думать о нем, и руки сами тянулись к блокноту и карандашу – Даша любила рисовать. Она с огромным удовольствием ходила в художественную школу, но доучиться не смогла – мачеха родила близнецов, и ей понадобилась помощь с малышами. Хотя даже те три года, что Даша отучилась, не прошли даром –  у нее появилось увлечение рисовать простым карандашом в небольших блокнотах все, что цепляло и волновало ее. Такой своеобразный дневник.

На прощание одноклассница подарила ей толстый блокнот. Вот в нем Даша и рисовала любимого историка, и к концу подготовительных курсов блокнот был уже изрисован наполовину. Редко среди его портретов попадались изображения подруг и младших братьев. Больше никого Даше рисовать не хотелось.

Мачеха с самого начала была против ее мечты о большом городе и институте. Она настаивала, чтобы падчерица после девятого класса начала работать, в крайнем случае, выучилась бы в училище на повара или прошла курсы парикмахера – «а-че-такого-хорошие-деньги-зарабатывают». Упрямство Даши ее возмущало, и она все два года вдалбливала падчерице, что ни копейки та не увидит, никто ей институт оплачивать не собирается, и если она такая эгоистка и хочет жить только для себя, забыв, что у нее есть два брата, то пусть сама себя и обеспечивает.

Но напоминать эту истину для Даши не было смысла, она и так старалась подрабатывать: и подъезды мыла, и дворником работала. А когда ей исполнилось восемнадцать, даже оплачивала свою долю за коммунальные услуги квартиры. Но все равно не могла угодить мачехе, и та продолжала изводить Дашу упреками.

Папа у Даши был, но его как бы и не было. Сильно пил, работал на заводе за копейки, но хоть не увольняли за пьянство – желающих за такие деньги работать больше не было. Конечно, так не всегда было. Даша помнила веселого и сильного папу, но когда умерла мама, все рухнуло. Отец будто потух. Он немного ожил, когда познакомился со второй женой, но ненадолго. У Даши поначалу с мачехой отношения были неплохими, но родились близнецы, денег стало не хватать еще больше, отец снова запил, и из жизнерадостной хохотушки мачеха превратилась в вечно недовольную бабу.