Алексей прошёл несколько метров вдоль кирпичной стены и наткнулся на вход, частично забитый потемневшими досками и прикрытый сверху куском гофрированного железа. Нижний угол импровизированных дверей прилегал неплотно и, судя по облупившейся на сгибе краске, не раз отодвигался в сторону. Щуплая Нелли без труда просочилась в узкую щель между стеной и металлическим краем, а вот ему пришлось расчистить себе вход пошире. Протискиваясь в башню, Алексей умудрился зацепиться шлевкой на джинсах, чуть застопорился. Дёрнувшись вперёд, вырвал петлю с корнем. Оказавшись внутри, отряхнул джинсы и огляделся. Стены пестрели непрезентабельным уличным творчеством. Через несколько минут он уже знал, что у Тани и Валеры любовь, Паша – козёл, а Светка-шмара торгует телом. Брезгливым натурам явно не стоило рассматривать мусор, усеивающий пол, могло и стошнить.

Нелли сидела в той же позе, но, отвлекшись от разглядывания неба, пристально следила за перемещениями Алексея. Он вздохнул и приблизился к стене, прямо над ним болтался огрызок ржавой лестницы. Схватившись за выступающий кирпич, он подтянулся на руках, упёрся ногами в выступ и в один прыжок достал до нижней перекладины. Дальше подъём пошел быстрее и легче. Старая винтовая лестница петляла вдоль стены, нещадно скрипела, но обрываться не планировала. Некоторые ступеньки отсутствовали, пришлось перепрыгивать провалы, балансируя на погнутых перекладинах, обсыпающихся пылью под подошвами его кроссовок.

До окна, на котором расположилась Нелли, он добрался, немного запыхавшись, с хлопьями ржавчины на ладонях. Здесь лестница расширялась в небольшую прямоугольную площадку и снова уходила вверх к давно прогнившему баку для воды. Сквозь прорехи в его покатом дне проглядывало синее небо с росчерками пролетающих птиц.

Нелли снова перекинула обе ноги через край окна и сдвинулась в сторону, предлагая Алексею сесть рядом. Он остался стоять, но приблизился почти вплотную к стене, чтоб не позволить Нельке спрыгнуть или нечаянно свалиться. Какое у неё настроение, он ещё не понял, но выглядела она как бешеная лисица: непредсказуемая и безрассудная. В её застывшей позе чувствовалась готовность сорваться в любой момент, как у замершего на старте атлета, ожидающего выстрела.

Она бросила взгляд через плечо и снова повернулась к окну.

– Красиво, да?

Алексей успел заметить чёрные подтёки туши под глазами и размазанные стрелки на верхних веках, алая помада выходила за края губ и убегала полосой на скулу. Правый глаз все ещё пугал красной сеткой поверх склеры, на щеке через слой пудры проглядывал фиолетово-жёлтый синяк.

– Нелли, может, заберёшься внутрь?

Она снова обернулась, в этот раз посмотрела на него долгим немигающим взглядом. Своего потрёпанного вида явно не стеснялась, а может, просто забыла о нём.

– Такое синее небо бывает только в мае после грозы, кажется, оно куда-то плывёт.

Алексей с трудом оторвал взгляд от её лица и тоже выглянул в окно. Несколько минут они молча разглядывали лазурный небосвод с барашками облаков.

– Словно пена на кромке прибоя. Оно дышит.

Нелька хмыкнула.

– Да ты романтик!

– Раньше был, – откликнулся Алексей. Перестав колебаться, сел рядом, так же свесив ноги из окна. – Если всё-таки вывалимся, можешь меня подстелить, упасть сверху.

– Если хочешь, чтобы я оказалась сверху, сначала женись на мне.

Алексей осуждающе покачал головой.

– Ты же меня совершенно не знаешь.

– Был бы маньячело, повёз бы тогда не в больницу, а в лесополосу. И вообще, глаза у тебя добрые.

Алексей опустил взгляд на её ноги, обтянутые колготками в крупную сетку, через порванную на коленках ткань виднелись ссадины. На голени, прямо под ремешками босоножек угадывались очертания тату в виде распушённого облетающего одуванчика. Каблуки беспрестанно постукивали по кирпичам, вряд ли Нелли сама замечала, что бежит по воздуху.