А я целовалась с крутым барменом, чей лучший друг погиб из-за меня.

Все взорвалось. Мне казалось, я разлетаюсь на мелкие кусочки. Я позволила Леджеру прикасаться ко мне, отлично зная, что он скорее бы заколол меня, если бы знал, кто я такая. А отстраняться от его поцелуев смахивало на попытку тушить лесной пожар атомной бомбой.

Я хотела попросить прощения, я хотела убежать.

Я едва не теряла сознание, думая о том, что Леджер, наверное, знал тебя гораздо лучше, чем я. Просто ужасно, что единственный парень, с которым я заговорила в этом городе, оказался человеком, которого мне лучше бы избегать.

Но Леджер не отвернулся от меня, когда я заплакала. Он сделал то, что сделал бы ты. Он крепко обнял меня и позволил мне отдаться чувствам, и это было приятно, потому что никто так не обнимал меня после тебя.

Я закрыла глаза и представила, что твой лучший друг был и моим другом. Что он на моей стороне. Я представила, что он обнимает меня, несмотря на то что я с тобой сделала, и что он хочет мне помочь.

А еще я позволила случиться всему этому, потому что, если Леджер все еще в этом городе и все еще ездит на той же машине, в которой мы с тобой встретились много лет назад, это означает, что он – человек привычки. И весьма вероятно, что наша дочь – тоже одна из его привычек.

Может ли быть так, что Диэм всего в одном человеке от меня?

Если ты можешь видеть эти страницы, на которых я пишу тебе, то ты видишь и пятна от слез. Плакать, похоже, осталось единственным в жизни, что у меня получается. Плакать и принимать плохие решения.

Ну и, конечно, я еще пишу тебе плохие стихи. Вот еще одно, которое я написала в автобусе, пока ехала обратно в этот город.

Дочку свою я в руках не держала.

Запах ее я не ощущала.

Имя ее вслух не называла.

А ее мать ее вмиг потеряла.

С любовью, Кенна.

Вернувшись домой вчера вечером, я не заехал в гараж. Диэм любит, проснувшись утром, выглянуть из окна, чтобы убедиться, что я дома, а если машина в гараже, то она огорчается. По словам Грейс.

Я живу напротив них с тех пор, как Диэм исполнилось восемь месяцев, но если не считать времени, когда я уезжал в Денвер, то я живу в этом доме всю жизнь.

Мои родители уже несколько лет не живут тут, даже притом, что сейчас они оба спят в гостевой спальне.

Когда отец вышел на пенсию, они купили трейлер и теперь путешествуют по стране. Вернувшись в город, я выкупил у них дом, а они погрузились в трейлер и уехали. Я думал, это продлится в лучшем случае год, но прошло уже больше четырех, и они не проявляют никакого желания останавливаться.

Если бы только они еще предупреждали, когда появятся. Может, стоит поставить в их телефоны приложение с GPS, чтобы я мог получать какие-то предупреждения? Не то чтобы я не радовался их приездам. Но было бы все же лучше, если бы я мог к ним подготовиться.

Вот почему свой новый дом я обношу забором.

Ну, по крайней мере, планирую.

Строительство идет небыстро, потому что мы с Романом много делаем сами. Каждое воскресенье мы с ним приезжаем туда, в Чешир-Ридж, и работаем с восхода и до заката. Самые трудные вещи я отдаю на заказ, но большую часть постройки мы сделали сами. После двух лет такой воскресной работы дом начал принимать законченный вид. Так что, может, еще полгода, и я туда перееду.

– Куда ты идешь?

Я оборачиваюсь уже у самой двери в гараж. Отец стоит на пороге гостевой спальни. В одних трусах.

– У Диэм бейсбол. Не хотите тоже пойти?

– Не-а. Слишком сильное похмелье, чтоб иметь дело с детьми, да и нам надо ехать дальше.

– Вы уже уезжаете?