Придется ждать, пока вернется Хэл, ни к чему прочесывать лагерь в его поисках. До встречи с Уильямом обязательно нужно поговорить с братом. На подносе стояло блюдце с медом, к которому прилагался поджаристый хлебец. Грей сунул палец в мед и задумался, не намазать ли им глаз? Но в этот миг, откинув полог, в палатку вошел Хэл.

– Ты и правда сказал мне, что Бен умер? – тут же выпалил Грей.

– Нет, – слегка поморщившись, ровным тоном ответил Хэл. – Я сказал тебе, что у меня есть новости о Бене. Говорят, что он мертв. Я в это не верю. – Он посмотрел на Грея, взглядом запрещая тому возражать.

– Вот как. Хорошо, тогда я тоже в это не верю. Кто тебе это сказал?

– Вот потому-то я и не поверил. – Хэл выглянул наружу, убедился, что их никто не подслушает, и ответил: – Мне сообщил об этом Иезекиль Ричардсон, а я не поверю этому типу, даже если он скажет, что на моих штанах сзади дыра. А уж подобному известию…

– Твои предчувствия верны, – отозвался Грей. – Сядь и скушай хлебец. Мне есть что рассказать тебе.

Уильям проснулся с невыносимой головной болью и убеждением, будто он забыл что-то важное. Стиснув руками виски, он обнаружил на голове повязку и нетерпеливо стянул ее – она натирала уши. На повязке обнаружилось немного засохшей крови. Смутно вспомнился вчерашний вечер – боль, тошнота, головокружение, дядя Хэл… и бледный, исхудавший отец. «Если нам есть что сказать друг другу…» О боже, ему это привиделось?

Он выругался на немецком, и чей-то юный голос тут же неуверенно повторил эти слова.

– Что они означают, сэр? – спросил Зеб, стоявший у кровати с накрытым крышкой подносом.

– Тебе не нужно это знать. И повторять не нужно, – садясь, ответил Уильям. – Что с моей головой?

Зеб удивленно поднял бровь.

– Вы не помните?

– Стал бы я спрашивать, если бы помнил?

Зеб сосредоточенно нахмурился, но смысл вопроса ускользал от него, и он пожал плечами, поставил поднос и ответил на первый вопрос:

– Полковник Грей сказал, что вас ранили дезертиры.

– Дезер… – Уильям осекся и задумался. Дезертиры-англичане? Нет… Ах вот почему ему на ум пришли немецкие ругательства! Смутно вспомнились гессенцы и… кто еще?

– Коленсо вылечился от поноса, – сообщил Зеб.

– Радует, что этот день хоть для кого-то начался с хорошего. О боже. – Боль стрельнула в виски, и Уильям схватился за голову. – Здесь есть какая-нибудь выпивка?

– Да, сэр! – Зеб торжественно снял крышку с подноса, на котором обнаружилась тарелочка с яйцами всмятку, поджаренные хлебцы, кусок ветчины и стакан чего-то подозрительно мутного, от которого пахло алкоголем.

– Что это?

– Не знаю, сэр, но полковник Грей сказал, что это вам для опохмеления.

Значит, не сон… Отбросив эту мысль в сторону, Уильям с опасливым интересом изучил содержимое стакана. Укрепляющее средство отца он попробовал впервые в четырнадцать лет, случайно перепутав его с пуншем, приготовленным для приема лорда Джона. С тех пор Уильям несколько раз употреблял это средство и находил его неизменно действенным, пусть и странным на вкус.

– Ладно, – сказал Уильям и, глубоко вздохнув, поднял стакан и героически осушил его одним долгим глотком.

– Ух ты! – восхищенно ахнул Зеб. – Повар сказал, если пожелаете, он пришлет вам колбасу.

Не в силах ответить, Уильям покачал головой и взял хлебец. Подержал его немного в руках, будучи не в силах решить, хочет он его съесть прямо сейчас или нет. Голова до сих пор болела, но укрепляющее средство вернуло на место еще несколько фрагментов памяти.

«Совет? Ты слишком большой, чтобы давать его тебе, и слишком юн, чтобы принять его…»