После дозы хочется пить. Лида ставит чайник, в кружки ложками ссыпается сахар. В день сахара уходит несколько килограммов. Чай пьют быстро, быстро курят. Времени немного – надо готовить следующую дозу. Через 1,5 часа начнется ломка, перенести ее невозможно. Раствор готовится примерно столько же. Хранить его нельзя.

Поэтому крокодильщики живут «гнездами». Процесс варки должен идти непрерывно.

Вообще-то Яне 32 года, но выглядит она на 50. Черная кофта, черные блестящие бриджи. Очень худая. Ходит Яна странно. Равновесие она держать не может, и поэтому «летает» – падает назад или вперед, едва успевая подставлять ноги. Чтобы остановиться, ей нужно врезаться в стенку.

Вот и сейчас она летает по квартире, пытается провести уборку. Сил хватает на вытереть пыль с телевизора и положить использованные страницы в мусорный пакет.

… Все трое учились в одной школе. В 14 лет Пашу посадили «за кражу госимущества» – воровал жетоны в таксофонах. Отсидел весь срок, вышел в 18 лет.

Толком-то познакомились на вечеринке.

– Когда меня в 19 по 228-й посадили, Паша пообе щал моей мамке, что письмо напишет мне. Ну, перепи ска завязалась, посылку мне послал, письма мне писал еще. Прислал свои фотографии. И цыганка из наших зэчек мне сказала: ой, какой красивый, будете вместе. И вот столько у меня друзей было, столько ухажеров, а осталась я с ним.

У Яны звонит мобильный, коротко переговорив, идет открывать дверь. Пришел Ваджик. Ему негде «вариться», ходит сюда. В благодарность доза делается на всех.

– Он мне должен 300 рублей, – предупреждает Лида Пашу.

– Ну сейчас 400 с него возьмем на аптеку, а потом долг свой забирай.

Короткие переговоры в коридоре – и Катя уходит: нафтизин, инсулинки, пятикубовый шприц.

Ваджик на крокодильщика пока не похож – молодой стриженый парень, узкие джинсы, ремень с большими буквами HugoBoss, чистые ногти.

– У дочки взял пятихатку на лошадей, – объясняет. – Спиздил, получается. Она же занимается у меня, знаете? В пятницу вот не выдержал, взял.

– Ты мне должен, – напоминает Лида. – Давай сюда.

– Ну четыреста я отдал уже. А триста попозже. Располовинь.

Обсуждают какого-то общего Дениса, которого на притон пускать не стоит: заделался ментовским.

– Может, отойдешь от окна? Распелся, – говорит Лида.

– Какие все нервные, боже мой.

– Ты базар свой отключи нафиг, – говорит Паша Лиде. – Ваджик, че там с работой, ты говорил?

Ваджик довольно кивает:

– Смотри, Хмельницкого, 146. В этом же доме, с обратной стороны, там цех в подвале. Станок стоит распиловочный. Работаешь с 10 до 9 или хоть до 11 – как захочешь. Игорь, начальник цеха, каждый день там в обед. Приедешь часов в 12, он там по-любому будет. Если че, только не от меня, чтобы я в говне не был. А ты приедешь?

– Постараюсь.

– Хорош колоться, умрешь же на… – говорит Ваджик, вмазываясь. – От тебя до работы 20 минут пешком всего. Вот у тебя есть желание?

Паша кивает.

– 15 % от заказа. Там нормально выходит, только не колоться. Пацан, который шеф, все палит. Потому что сам кололся раньше. И мне уже предъявлял. «Ваджик, че такие глаза?» Я говорю такой злой, типа: какие глаза, не спал три ночи. Вроде схавал…

После укола Ваджика дружно начинают гнать.

– Ваджик, уходи, – начинает Лида. – Шары свои зальешь и борзеешь. Твое присутствие бесит.

– Такая же фигня, – отвечает Ваджик равнодушно.

– Блядь, вот че за человек такой, – вторит Яна. – Тебе же сказали – уходи.

– Ты тут сидишь, и если менты придут – будет нам организация притона, – объясняет Паша.

Ваджик не уходит, ему хорошо. Разглагольствует ни о чем.