Зато я делаю максимально много, чтобы, по меркам многих, считаться прилежным ребенком. Созваниваюсь с родителями, всеми правдами и неправдами уверяю в том, что со мной все хорошо, а трубку не брала, потому что характер в отца. Не потому что что-то случилось. Нет.

Да, я просто умерла глубоко внутри, а так все в порядке. Никаких изменений. Пока…Однажды ночью Никита молча не приходит ко мне в комнату. Это становится полной неожиданностью, сводящей меня с ума. От него веет парами алкоголя, а от меня сплошной неопределенностью, потому что я не могу позволить себе открыть свое пробуждение. Не знаю и не понимаю, какая может быть реакция за моими действиями. Рука возле щеки мелко дрожит, а пульс грохочет как сумасшедший. Самопроизвольно хочется распахнуть глаза и посмотреть. Увидеть. Но я только сильнее зажмуриваюсь.

С этого момента я начинаю жить, объективно говоря, от ночи до ночи, потому что именно в это время происходит то, что дает мне глоток воздуха. Ситуация похожа на саднящую боль от стёртой кожи на коленке. Падаю снова и снова, получая чуть ли не мазохистское наслаждения от процесса. Но продолжаю катиться по горке вниз без защиты.

Обижаюсь ли я? Бесконечно. Но вместо открытого разговора… делаю вид, что сплю. Никита непременно уходит перед рассветом, когда только первые лучи восходящего солнца царапают серую подушку неба. Мужчина осторожно проводит ладонью по моей щеке и тяжело выдыхает. Взрывающие внутренности импульсы проходятся по коже, так что я вынуждена прикусить губу, чтобы не заплакать. Во всю мощь.

Так проходят наши молчаливые диалоги. На ощупь. Это довольно странно считать кого-то близким человеком и при этом молчать. Для меня это все.

Незаметно наступает день Рождения Никиты, я решаюсь на откровенно странный подарок, но все-таки, это мое видение того, что можно было бы ему подарить. Детская глупость, забава, но все же. Запечатываю набор из купонов-абонементов на что-то, от простого завтрака до массажа пяточек. По большей части, в желаниях нет ничего страшного, такое можно подарить и маме с папой.

Накануне мы с Ником столкнулись в коридоре, я спросила его в лоб о планах на день Рождения. Сама при этом неуверенно переминалась с ноги на ногу и бесконечно кусала губу. Мужчина, конечно, странно долго рассматривал меня с нечитаемым лицом, но заверил, что поздно возвращаться не будет.

—Да, племяш, поужинаем и отметим. Позвони в доставку.

Конечно, ведь для него я точно не умею готовить.

Да и «племяш» звучит как скрип бумаги по стеклу, ну или мела по доске, я понимаю, что это осознанное проведение черты. Вот ты моя племянница, а я твой дядя. Но кому станет легче?

Я готовлю «Медовик», пожалуй, единственное, чему мама научила меня еще с детства, потому что это лакомство всегда было на нашем столе во время того, как приезжал Никита. Мы уедались этим самым тортом до болей в животе, не оставляя и крошки.

Вот и сейчас, я все приготовила, даже худо-бедно нарезала салат и заправила майонезом, в духовке доходит курица, пусть она и кажется мне с виду коричневым резиновым ботинком, но я приготовила все сама. Цепляю с полки белую скатерть и накрываю стол, все время посматривая на часы. Он обещал приехать к девяти, и стрелка часов неумолимо приближается к этой отметке.

Надо все успеть. На нервах сгрызаю маникюр в ноль и на деревянных от волнения ногах пытаюсь максимально аккуратно все приготовить к его приходу. После меня на кухне как будто Мамай пролетел, так что добротная часть уходит еще и на уборку. Никогда не получится у меня так красиво, как у мамы, и так же чисто…как у нее.