Что? Сердце замирает, словно его отключили физически. Словно вытянули вилку из розетки. Раз и все. Потухло. Господи, что я натворила?
—Я…
Но Никита продолжает говорить. Резко. Больно ударяя меня словами как кнутами.
—Ты не помнишь, да. Ты ничего не помнишь, потому что тебя накачали невесть какой дрянью, и ты два дня была в отключке. Так вот, Света, я заставил его страдать. И поверь мне, такие крики не издает ни одно живое существо. Мне не стыдно. А ты готова принять такое чудовище, как я? Я отвечу за тебя. Нет. Я никогда не смогу замарать тебя в своей грязной жизни, никогда не подвергну тебя опасности и ни за что на свете не смогу поступить с тобой так. Никогда. Именно потому что ты для меня все. Так что, пожалуйста, прекрати делать эти глупости, прекрати, потому что я нахуй слечу с катушек. И полетят головы. Виновных и невиновных, потому что за тебя я буду убивать без разбора.
Сиплость в голосе заставляет меня дрожать. Голос затухает, Никита томным взглядом рассматривает меня, касаясь пальцами щеки. Я перехватываю его ладонь, наши красные нити соединятся на мгновение, но этого достаточно, чтобы мне захотелось взвыть от боли. Никита следит за моим взглядом и хмурится.
—Почему ты так легко отказываешься от меня? — мои губы практически касаются его. Остались миллиметры. Но на деле это километры недопонимания. Невозможности. Боли. — Я всегда выберу тебя, любого. Со всем...багажом.
—Легко. Ни черта это не легко, Света. В моей жизни никогда ничего не было легко, но для тебя я сделаю все, даже самое невозможное.
—Это неправильно. Так резать все неправильно.
—Это самая правильная вещь, что я совершал в своей жизни.
Во мне все вопит от боли, хочется оглохнуть. Мне бесконечно неприятно, обидно.
Отчаяние накрывает лавиной, словно я маленькая песчинка. Я просто на просто не вывожу это все и сталкиваюсь губами с его. Ядерный взрыв из переполненных эмоций. Остро. Словно заветный подарок, получаю свою порцию адреналина, смешанного с чистым счастьем.
Губы, на вкус горькие и острые, такие родные и мои. Ничего не поменялось. Привкус сигарет и мяты. Горечь приправлена моими слезами. Это самый сладкий горький поцелуй.
Я сдвигаюсь к нему так сильно, как могу, как умею, как способна сейчас. Никита замирает, не пытается меня оттолкнуть, но словно статуя сидит, пока я не дыша, не двигаясь, прижимаюсь к нему всем телом. Мои руки сжимают его лицо, остервенело, больно.
Мгновение, растягивающееся на вечность, и он с болезненным стоном перехватывает инициативу, впиваясь в меня голодными укусами. Словно изголодавшийся путник. Мы сталкиваемся языками.
Я обхватываю его широкую талию ногами, умещаясь еще ближе. Мужские руки опускаются на ягодицы, которые сейчас не прикрыты ничем, ведь все задралось до безобразия высоко, лишь голые ноги и такие же голые чувства.
Ночь скроет нашу боль. Подарит сказку.
Так думаю я, пока Никита не отрывается от меня, опуская лицо в ключицу. Тяжелое дыхание оставляет на коже ожоги. Я предчувствую дальнейшую боль. И вот мой взрыв.
—Спать. Ты идешь спать сейчас же.
—Никит, послу…
—Света, уйди. Немедленно, — кричит на меня, ссаживая с коленей. —Этого не должно было случиться. Не должно было, мать твою! Это все не случится никогда, не с тобой. Не со мной. Я никогда не коснусь тебя больше так, — он отворачивается от меня, сжимая руками бутылку виски. Присасывается к горлышку, втапливая в себя максимально много жидкости.
Я понимаю лишь одно, что снова проиграла.
Или он?
Бой с самим собой.
Мне больше не страшно, мне уже никак. Я выпотрошена морально и физически.