Я в это не верю! Просто напрочь отказываюсь верить, потому что Глеб не мог... Зачем тогда всё это было? Знакомство с племянницей? Сестрой? Зачем он целовал меня? Зачем просил записать номер? Неужели я действительно не оставила ему выбора своим давлением?

Разговор с Яной ещё больше расстраивает меня. Наверное, я жду, что она поддержит любое моё решение, утешит, подбодрит. Но она открывает мне глаза, а я так отчаянно не хочу смотреть на мир, какой он есть.

Мы договариваемся встретиться в универе и тут же прощаемся. Завтра первый день занятий, начинается очередной семестр нелюбимой учёбы. Мне до дрожи не хочется туда ехать…

С отцом после его возвращения от Захаровых мы так и не поговорили. Мама по секрету рассказала, что в тот день, когда я уехала, Ромка вернулся без настроения и не захотел даже за стол садиться. Его родители всё поняли, деликатно промолчали, но было без слов понятно, что дружбы семьями уже не получится.

У папы намечался какой-то крупный проект на работе, и помощь Виктора Сергеевича с его-то связями была бы очень кстати, а теперь он даже не знает, с какой стороны к нему подступиться. Во всём была виновата я, но подходить к отцу и просить за это прощения, я не считала нужным. Мои отношения с Ромкой только между нами. И плевать я хотела на то, что у папы на этот счёт другие планы.

Сам Рома продолжает мне писать и звонить каждый божий день! Я вздрагиваю от телефонных звонков, бросаю все свои дела и бегу в комнату, потому что до последнего надеюсь, что это Воронцов. Но это не он. Всего лишь Ромка. Всего лишь спрашивает, как у меня дела, и предлагает погулять в одной компании. Я не хочу, конечно же. Я вообще ничего не хочу. Не живу, а плыву по течению в надежде на то, что Глеб ещё появится в моей жизни.

— Ты на учёбу собираешься? — спрашивает отец за завтраком.

— Собираюсь.

— Я отвезу тебя. Поторопись.

Вообще-то я планировала поехать с Янкой на общественном транспорте, но у отца такое выражение лица, что я боюсь с ним спорить. Быстро пишу подруге сообщение, чтобы добиралась без меня, и начинаю одеваться.

В городе валит мокрый снег и пробки. Со стороны можно подумать, что папа обо мне заботится, но я знаю, что это лишь предлог для разговора один на один, чтобы не лезла мама. Он несдержанно ругается, трижды чуть не попадает в ДТП и ведёт себя как истеричка. В какой-то момент мне становится его жаль.

Отец начинал свой бизнес с нуля. За годы работы на стройке собрал отличную команду мастеров, взял денег взаймы у друзей и открыл небольшую конторку, которая занималась некоторыми видами ремонтных работ. А потом он начал расти. Конторка, для которой он арендовал подвальное помещение хрущёвки, со временем превратилась в солидную фирму с просторным офисом и начала выполнять полный цикл строительных работ. Мы переехали в новую квартиру, купили автомобиль, с помощью денег отца мама открыла небольшой салон красоты.

— Пап, прекращай, — я осторожно трогаю его за плечо. – Мы так разобьёмся насмерть.

— Не разобьёмся. Просто нервы ни к чёрту!

— Что-то случилось, пап?

— Сам разберусь!

— Окей. Сам так сам.

Он учащённо дышит и останавливает автомобиль на противоположной стороне улицы от центрального корпуса университета. От вида серого мрачного здания меня буквально передёргивает.

— Не хочешь с Романом мириться, будем теперь на маршрутках ездить. Автомобиль точно придётся продать.

— Почему?

— По кочану! Штраф мне светит крупный, Ник. Захаров мог уладить, да только боюсь, что после того, как ты отшила его единственного и любимого сыночка, он не станет впрягаться.